Драматический отрывок без заглавия

Драматический отрывок без заглавия

Часть первая

Комната в доме Гребенникова — большая, загроможденная великолепною мебелью, доказывающею неимоверное богатство и отсутствие вкуса.

Явление 1

Любовь перед зеркалом рассматривает головной убор; Василиса перед другим зеркалом, поодаль, ближе к двери; Дуняша, держащая в руках бальное платье; на стульях картонки.

Любовь (любуясь собой в зеркало). Прекрасно! Когда я надену это платье, этот чудесный головной убор… Этот браслет… ах, браслет!.. Это будет восхитительно… Как вы думаете, Василиса Степановна?..

Василиса (с досадой). Браслет! браслет! разносилась со своим браслетом! По-настоящему, этот браслет совсем не твой, а мой. Я и отыскала его… мне он так понравился!.. Я упросила папеньку поехать с нами, посмотреть… Вдруг ты пристала: «Мне, мне, папаша! Мне!..» — в слезы, точно пятилетняя девчонка… Уж мне только не хотелось папеньку при ювелире стыдить… ссору с тобой заводить… да тут еще офицерик какой-то пришел… ах, чудо! он всё на меня смотрел…

Любовь. Ну уж на тебя! совсем и не думал…

Василиса. А то уже не быть бы у тебя этому браслету…

Любовь. Полноте, Василиса Степановна… Где вам такие браслеты носить… Ведь этот браслет делан для княгини… Слышите ли, Василиса Степановна… для княгини!.. Вам я даже не советовала бы и на балы-то ездить… с вашим именем… Я всегда краснею за вас… Василиса… точно кухарка какая-нибудь… Еще вчерась я сижу у генеральши… разговариваю с племянницей… вдруг она как закричит: «Василиса!»… Я так вся и вспыхнула… Горничных только так называют!

Василиса. Да разве я виновата? Ведь ото наш мужик-отец такое имя мне выбрал… (Дуняше.) А покажи-ка сюда башмаки. Жаль, что до бала осталось только два дни… А то я бы себе непременно заказала бы такой же браслет… ювелир говорит, что никак не успеет….

Любовь. Ничего! Съездишь и без браслета. (Дуняше, которая несет к Василисе башмаки.) А покажи сюда перчатки, что прислала мадам Перар…

Дуняша приостанавливается на минуту среди двух сестер и потом идет к Василисе, чтоб подать прежде башмаки. Любовь делает к Дуняше движение; Дуняша в испуге поворачивает назад и идет к стулу, чтоб взять перчатки.

Василиса (кидается за Дуняшей). Да подай же сюда башмаки!

Любовь (грозно). Перчатки!

Дуняша (совершенно потерявшись и останавливаясь). Ах, сестрицы, да ведь у меня не десять рук!

Любовь (с гневом). Что? Что? Ты еще грубишь… Ах ты, капризшща! вот еще!.. Да ты бы теперь по миру таскалась нищая! Поят, кормят ее…

Василиса. Платье новое недавно еще папаша подарил… Белоручка!

Любовь. Колода неповоротливая!

Бросаются к ней обе; Любовь вырывает перчатки; Василиса — башмаки.

Любовь. Надобно выбрать перчатки… На прошлом балу у меня… я так сконфузилась: вдруг лопнула левая перчатка…

Василиса (рассматривая башмаки). Ну так и есть!.. Те были малы… у меня на другой день все ноги раздуло… а эти велики… Дуняша! Поди скажи скорей, чтоб сходили за башмачником.

Дуняша быстро уходит.

Этот папаша совсем об нас не заботится: гадкого башмачника прислал… Только возится всё с своими откупами! Ох, уж дал бы бог поскорей вырваться из этого проклятого дому!

Любовь. Да пора… ведь уж тебе, кажется, двадцать шесть лет; еще год-другой — так и не вырвешься. Капризничала… всё думала выйти за графа… за барона… куда какая красавица… а теперь и какому-нибудь жениху была бы радехонька!

Василиса. Разве Виктор Иванович какой-нибудь жених?

Любовь (хохочет). Да с чего ты взяла, что он на тебе женится?..

Василиса. Он еще вчера мне говорил, что меня обожает… и так всё на меня смотрел… ах! У него такая приятная улыбка… Как он хорошо говорит!

Любовь. Дура! Он над тобой смеялся, а ты и поверила… Уж скорей, если на то пошло, так он в меня влюблен… да только я еще подумаю…

Василиса. Рассказывай… а я так знаю свое… Он даже мне сказал вчера: «…А знаете ли что, Василиса Степановна?.. я ведь, пожалуй, говорит, на вас женюсь… Ну что краснеете?.. потупили глазки… а? махнем-ка?» — а сам книгу в руках вертит… Раскланивается… подает мне книгу и говорит: «Прочтите эту страничку-с, Марлинский, отличнейший сочинитель…» Я взглянула — тут целые пять строк подчеркнуты карандашом… вот ей-богу… Я прочитала и так даже покраснела… «Я должен или обладать вами — или пистолет решит мою участь. Решите!»

Любовь (в сторону). Неужели она правду говорит? (Громко). Смотрите, какую чепуху наплела… хоть бы и умной!.. ха-ха…

Василиса. А вот не чепуха! Хочешь, книгу сейчас покажу… (Кричит.) Дуняша! Уж нечего тут толковать: он на мне женится. Вот видишь, поскорей тебя жениха нашла!

Любовь. Поскорей! А Викентий-то Александрыч!.. Да он вот полгода за мной ухаживает.

Василиса. Штафирка-то! Рябчик, как Виктор Иванович ни скажет. (Глупо смеется.) …Ах, милашка!.. Вот хорошо, как ты вдруг выйдешь за штафирку! То-то я над тобой посмеюсь!

Любовь. Захочу, так выйду и за твоего Виктора… (Думает и говорит в сторону.) Только, мне кажется, за Акентия-то Александрыча будет повыгодней… даром что он штафирка! (Громко.) Виктор Александрии через три, иного через четыре года будет генералом. Меня будут называть «ваше превосходительство».

Василиса. Ну еще когда будет… да на лбу ведь у него и не напишут… а тут… я с моим Виктором по Невскому проспекту иду… в театр еду… мне всякий солдат честь отдает… эполеты, шпоры, султан… Да он и гораздо, гораздо моложе… и лицо у него такое приятное…

Любовь. Ну уж, приятное! Один нос чего стоит… как слива… точно у папеньки.

Василиса. Пустяки! Со злости выдумала!.. У твоего-то нос в тысячу раз длиннее…

Любовь. Вздор! нос самый настоящий… Как должно у благородного человека… прекрасный нос, чудесный!

Василиса. Прескверный. Вот хоть у кого хочешь спросить… Дуняша!.. (После некоторого молчания.) Куда запропала эта проклятая девчонка?

Входит Дуняша.

Куда тебя черт носил?.. У кого лучше нос: у Виктора Ивановича или у Акинфия Александрыча…

Дуняша молчит.

Говори же!

Любовь. Говори!

Дуняша. У… У… (Смотрит то на ту, то на другую сестру.) Право, я не знаю.

Сестры (одна за другой). Говори! Говори!

Дуняша. У Виктора Ивановича!

Любовь (бросаясь к Дуняше). Так-то? а!.. Вот я сегодня в последний раз надела это платье… «подарю, думаю, завтра Дуняше…» Так вот нет же тебе… судомойке какой-нибудь подарю!..

Василиса (ласково). Ничего, Дуняша… я тебе свое лиловое отдам. Я его только раз надевала.

Дуняша (скромно). Не надо мне, сестрицы, никакого платья… у меня и так много.

Любовь. Ты вечно балуешь эту девчонку! Вот оттого из нее толку и не выходит! Рада на шею повеситься, только бы тебе потакала. Стыдно за тебя при чужих! другой подумает, что ты ей равная.

Василиса (спохватясь). Совсем я не думала ее баловать… Я очень знаю, что я такое и что она, а просто так… отчего же и не подарить, когда платье мне не нравится. (Дуняше, строго по-прежнему.) Сказала ты, чтоб послали за башмашником?

Дуняша. Сказала-с.

Василиса. Да отвечай как следует, что ты через зубы-то цедишь… куда смотришь-то? ведь я с тобой говорю! Подай-ка мне посмотреть бальное платье!

Дуняша подходит с платьем.

Разважничалась с своим штафиркой! нос как у гуся… Да что говорить! По себе выбрала… такой же красавец, ни дать ни взять, как ты.

Любовь. Я?.. Да получше тебя… на меня летом на Петергофском гулянье все офицеры смотрели. А в Екатерингофе, помнишь? даже один смотрел, смотрел, да и говорит: «Шарман персонь!»

Василиса. Это про меня он сказал.

Любовь. Про тебя? Дожидайся!.. На лице красные пятна. Расплылась, как купчиха… (Дуняше.) Возьми перчатки!

Дуняша берет перчатки и идет, чтоб положить их, где взяла, в картон.

Василиса. Платье!

Дуняша, не успев положить перчатки, быстро возвращается к Василисе.

Любовь. Ходит, разваливается, как ступа… Мне даже стыдно с тобой гулять… Уж верно, нас за мещанок каких-нибудь принимают! Квашня!

Василиса. Пигалица!

Любовь. Старуха! Уж у тебя скоро усы пойдут! (Дуняше с гневом.) Да положи же перчатки на место… разве не помнишь, где взяла?

Дуняша идет к картону.

Василиса. Я квашня, я старуха… (Кидается во Дуняшей.) Да долго ли я буду ждать платья? (Щиплет Дуняшу так, что та вскрикивает и роняет перчатки.) Вот как я ее балую!.. Я квашня, я старуха, а ты пигалица, ты рябая… вот уж мне так стыдно с тобой ходить… всякий, как взглянет на тебя, такую гримасу сделает… Вот и намедни князь Дорожинский…

Любовь. Лжешь, лжешь. (Бросаясь к Дуняше и толкая ее.) Да подбери перчатки-то, мерзкая девчонка!.. Это как на тебя взглянут, так смеются… (Дуняше, которая хотела уйти.) Куда? Стой здесь и не смей уходить, пока тебе не прикажут.

Дуняша смиренно становится у дверей; на глазах ее видны слезы.

Василиса (Дуняше). Ступай!

Любовь. Прошу не умничать! Будешь распоряжаться, как выйдешь замуж, а я у папаши, слава богу, не последняя… не прошу мне указывать…

Василиса. А меня-то папенька меньше, что ли, любит?.. Еще побольше тебя… Мне стоит только сказать… Он для меня всё сделает. Он и сам видит, ты злишься всё…

Любовь. Да, да, всё для тебя сделает… очень любит… а меня терпеть не может… я из него ничего не могу сделать… А вот браслет… вот всё-таки на балу у меня у одной будет такой браслет…

Василиса. Браслет… браслет… (Бросаясь к ней со слезами бессильной злости.) Отдай мне этот браслет… это мой браслет… ты просто у меня его украла… (Плачет от досады.)

Любовь. Нет, не украла, а просто папенька мне его подарил…

Явление 2

Те же и Аграфена Степановна.

В<иктор> И<ванович>. А, Викент<ий> Алекс<андрович>! Наше вам-с. Как господь грешкам терпит?

Викент<ий> Ал<ександрович>. Каким грешкам?

В<иктор> И<ванович>. Ну как каким? Вот уж сейчас и видно штатского — всё на политике. А у нашего брата военщины — вся душа наружу. Грешим и мы — любим кутнуть с товарищами, что скрываться. Да ведь наши грехи что, — а если и погрешим — пуля-дура — как раз очистит. А вы — дело известное: в канцеляриях пуль не бывает — а доходы бывают.

Викент<ий> Алекс<андрович>. Позвольте — как я должен понимать ваши слова?.. признаюсь — такое с вашей стороны обращение — знаете — будучи всегда в таком кругу, где люди понимают свое достоинство, — я не привык…

Викт<ор> Ив<анович>. Ну вот — ведь я знал, что рассердится. Эх вы, фрачники, всех бы вас в наш эскадрон — небось забыли бы дуться за шутку. Тал у нас тоже никто не даст наступить себе на ногу — и раз был из этого такой анекдот… (Обращаясь ко всем с любезною улыбкою.) Я после расскажу вам его. Но главное у нас — товарищество и чтоб всё было по чистой откровенности. А коли когда случится с кем огрызнуться — шампанск<им> чокнулись — выпили — бокалы о шпоры — и конец делу. Да что много говорить… Викент<ий> Алекс<андрович>, по-нашему — коли я не так что сказал — по рукам да и обнимемся. (Насильно обнимает его, а тот морщится.) Вот так! по-братски — оно же кстати — ведь, может, и родней будем. (Лукаво посматривает на Любовь и Василису.)

Викент<ий> Алекс<андрович> (обращаясь к Степану Петровичу). Да, Степан Петрович! Идя с вами сюда, я заметил из некоторых ваших слов — и если мои соображения меня не обманывают… Любовь Степановна… но вы, конечно, понимаете, что я хочу сказать?

Викт<ор> Иван<ович>. Позвольте, я вижу, без меня дело не обойдется. Степ<ан> Петр<ович>! Ведь как оно у вас там в купечестве в старину говаривалось: у нас есть купец, у вас есть товар… Ха! ха! ха!

Любовь Степ<ановна> (вполголоса). Вишь, всякая голь купечеством тычет, а сам — черт его знает кто такой — много голи-то дворян…

Викент<ий> Ал<ександрович> (к Виктору Ивановичу). Милостивый государь, позвольте вам заметить — в своих делах я сам привык за себя говорить.

Звонков. А я-то разве не о себе тоже говорю? Эх вы, штатские политики! Мы, военщина, всякое дело — приступом брать да и другим помогать. Да что вздор-то болтать? Ну-ка… голубчик Степан Петрович, позвольте рапортом отнестить — отец и командир — в вашу роту хотим — вот я и Викентий Александрович — велите-ка внести нас в списки — меня по части Василисы Степановны, а Викентия Александровича по части Любови Степановны. (Обращаясь к Вас<илисе> с видом удальства.) Вот делишко и отвертел! Ну (растопыривая руки), теперь прямо па крепость. (Бросается на шею к Степ<ану> Петр<овичу> и обращаясь к остальным.) Повесимся на нем — ух какой высокий — нагнитесь, голубчик — <3 нрзб>.

Степан Петрович. Очень рад, Виктор Иван<ович>, но, позвольте, — дело серьезное — я отец — к таким делам не так приступают…

Викент<ий Александрович>. Именно… позвольте вам заметить — я вас вполне понимаю — брак такое священное дело, которое — так сказать — соединяет людей на всю жизнь… А жизнь прожить — не поле перейти — тут есть о чем подумать… Итак, Ст<Сепан>-Петр<ович>, если то, о чем я имел столько важных соображений, неоднократно мною сообщенных вам тонкими намеками…

Степан Петр<ович>. Ваше предложение делает мне истинную честь — не знаю, как и благодарить нас за него, Викент<ий> Алекс<андрович>, я вас всегда знал за человека солидного. Любя больше всего на свете моих дочерей, я и мечтать не смел о большем счастии. Вручая вам мое сокровище, я могу остаться совершенно спокоен…

Викент<ий> Ал<ександрович>. Можете положиться — вполне можете… могу сказать с гордостью…

Примечания

Печатается по автографу.

Впервые опубликовано: Записки Отдела рукописей Всесоюзной библиотеки им. В. И. Ленина, вып. 6. М., 1940.

В собрание сочинений впервые включено: ПСС, т. IV. В прижизненные издания произведений Некрасова не входило.

Автограф — ГБЛ, М-5759, представляет собою восемь листов чернового текста и содержит две сцены, незаконченные, неотделанные и композиционно не увязанные одна с другой. Вторая сцена написана не рукою Некрасова, но на обороте л. 8 есть сделанная им заметка.

Существует два предположения о времени работы Некрасова над замыслом комедии из купеческого быта. Р. П. Маторина относит ее к концу 1840-х гг. (см.: Записки Отдела рукописей Всесоюзной библиотеки им. В. И. Ленина, вып. 6, с. 28). Эту точку зрения разделяет и К. К. Бухмейер — автор гл. XII коллективной монографии «Некрасов и театр» (Л. -М., 1948, с. 207). К. И. Чуковский предполагает, что «Отрывок» создавался в середине 1850-х гг., «когда Некрасов отошел от водевильного жанра и приступил к нравоописательным драматическим сценам с сильно выраженным сатирическим уклоном» (см.: Некрасов Н. А. Драматические произведения. М. -Л., 1947, с. 13).

Скорее всего работа над пьесой началась с конца 1840-х гг. Последний водевиль Некрасова «Петербургский ростовщик» написан в 1844 г., и в нем уже явно ощутимы реалистические тенденции, характерные для литературы того времени. Поэт сам смотрел на этот водевиль как на произведение в стиле «натуральной школы». Вполне вероятно, что Некрасов — один из ведущих деятелей этого направления, инициатор и редактор всех его изданий, мог задумать в это время драматическое произведение, в сатирическом духе изображающее современный купеческий быт, В отрывке дает себя знать стремление следовать за Гоголем. Подражание Гоголю ощутимо в сценах препирательств женщин (ср. у Гоголя споры матери и дочери в «Ревизоре») и в разговорах женихов (ср. «Женитьбу» Гоголя).

Вместе с тем в отрывке можно усмотреть черты сходства с одноактной пьесой Островского «Семейная картина», которая под заглавием «Картина семейного счастья» была в 1847 г. опубликована в «Московском городском листке». В 1856 г. Некрасов вторично напечатал эту пьесу Островского в «Современнике», мотивировав целесообразность ее новой публикации тем, что она «была доныне очень малоизвестна» (ПСС, т. IX, с. 405).

В «Семейной картине» Островского, как и в «Отрывке» Некрасова, изображаются две молодые женщины, разговаривающие о кавалерах. Как и у Некрасова, у Островского они называют себя; «сестрицами», хотя в последнем случае это невестка и золовка. Их интересы сосредоточены на «интриге» с молодыми людьми.; Один из «кавалеров» дает читать купеческой дочери, за которой ухаживает, книги. Эта деталь есть и в «Картине» Островского, и в «Отрывке» Некрасова.

…да и говорит: «Шарман персонь!». — Шарман персонь (от франц. charmante personne) — очаровательная особа.

© timpa.ru 2009- открытая библиотека