Якубович П. Ф.: Муза мести и печали (старая орфография)
Глава V

Глава: 1 2 3 4 5 6 7 8

V.

Какъ мы уже видели при разборе книжки "Мечты и звуки", свою литературную деятельность Некрасовъ началъ въ тоне вполне серьезномъ, далекомъ отъ шутки и юмора. Исключенiе составляетъ одна только юмористическая пьеса "Пиръ ведьмы":

Скачетъ ведьма на ухвате,
Едетъ чортъ на помехе...

За то съ 1840 г., после фiаско, постигшаго его первый сборникъ, Некрасовъ въ продолженiе целыхъ пяти летъ не напечаталъ, насколько намъ известно, ни одного серьезнаго лирическаго стихотворенiя, и хотя стиховъ продолжалъ писать и печатать множество, но все это были - шутки, пародiи, обличительные куплеты. Мы уже пытались объяснить настроенiе поэта, обусловившее подобный характеръ его творчества за указанный перiодъ. Нельзя отрицать, что эти сатирическiе опыты юнаго Некрасова отличались временами неподдельнымъ остроумiемъ; въ нихъ встречались едкiя выходки, самый стихъ былъ легокъ и своеобразенъ. Вотъ, напримеръ, два маленькихъ отрывка изъ "Портретной Галлереи", впоследствiи забракованной авторомъ и преданной забвенiю:

I.

Онъ у насъ осьмое чудо -
У него завидный нравъ.
Неподкупенъ, какъ Іуда,
Храбръ и честенъ, какъ Фальстафъ.
Онъ съ татариномъ - татаринъ,
Онъ съ евреемъ самъ еврей,
Онъ съ лакеемъ - важный баронъ,
Съ важнымъ бариномъ - лакей!

II.

Было года мне четыре,
Какъ отецъ сказалъ:
"Вздоръ, дитя мое, все въ мiре,
Дело - капиталъ".
И советь его премудрой
Не остался такъ:
У родителя на утро
Я укралъ пятакъ...

Большой фельетонъ въ стихахъ "Говорунъ",-- эта пустейшая болтовня пустейшаго героя обо всемъ, что только взбредетъ въ голову,-- читается также безъ скуки, даже, пожалуй, съ некоторымъ удовольствiемъ; местами невольно думаешь: "сколько труда и искусства потрачено на подобный вздоръ"! Однако, Некрасову случалось уже касаться и более серьезныхъ темъ. Заслуживаетъ, напримеръ, вниманiя сатира "Женщина, какихъ много".

Она росла среди перинъ, подушекъ,
Дворовыхъ девокъ, мамушекъ, старушекъ,
Подобострастныхъ, битыхъ и босыхъ...
Ее поддерживали съ уваженьемъ,
Ей ножки целовали съ восхищеньемъ
Въ избытке чувствъ почтительно-немыхъ...
Сложилась барышня, потомъ созрела
И стала на свободе жить безъ дела,
Невыразимо презирая светъ.
Она слыла девицей идеальной,
Имела взглядъ глубокiй и печальный,
Сидела подъ окошкомъ по ночамъ
И на луну глядела неотвязно...
Болтала лихорадочно-несвязно,
Торжественно молчала по часамъ.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
И вдругъ пошла за барина простого,
За русака дебелаго, степного!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
На мужа негодуя благородно,
Ему детей рожала ежегодно
И двойней разрешилась наконецъ,
Печальная, чувствительная Текла
Своихъ людей не безъ отрады секла;
Играла въ дурачки до петуховъ,
Гусями занималась да скотиной,--
И было въ ней передъ ея кончиной
Безъ малаго четырнадцать пудовъ...

Передъ читателемъ - характерный типъ провинцiальной барыня крепостной эпохи; въ этомъ портрете каждый штрихъ дышитъ жизнью и правдой. Одинъ только заключительный, явно утрированный стихъ непрiятно режетъ ухо. Къ сожаленiю, находится сказать, что такого рода шаржъ не есть случайное явите въ юношескихъ сатирахъ Некрасова, и, напримеръ, въ ущипнутомъ выше стихотворенiи "Было года мне четыре* онъ принимаетъ даже прямо чудовищные размеры: у героя пьесы умираетъ отецъ...

Я не вынесъ тяжкой раны,
Я на трупъ упалъ
И, обшаривъ все карманы,
Горько зарыдалъ,--

зарыдалъ не объ утрате отца, а о томъ, что карманы его оказались пустыми...

Не этими, однако, частными недостатками обусловливалось ничтожное значенiе некрасовской сатиры ранняго перiода. Важнее было то, что для читателя все время оставалось неяснымъ, во имя какой общей идеи она осмеиваетъ и вышучиваетъ людскiя слабости и пороки; это было именно только вышучиванье, а не грозная, бичующая сатира, одушевленная (какъ позже, напримеръ, въ "Размышленiяхъ у параднаго подъезда") чувствомъ гражданскаго негодованiя, согретая искренней скорбью о торжестве зла и неправды. Такой сатиры мы не видимъ даже и въ столь восхитившемъ въ свое время Белинскаго "Чиновнике" или въ "Современной оде", которою открывается обыкновенно собранiе некрасовскихъ стихотворенiй... Пьесы это несомненно талантливыя; въ общей концепцiи ихъ видна уже рука искуснаго мастера; отдельные стихи поражаютъ силой, оригинальностью и легко остаются въ памяти,-- но, за всемъ темъ, "Чиновникъ" и "Современная ода" не сатиры въ настоящемъ значенiи слова, а лишь хорошiя обличительныя стихотворенiя: въ нихъ нетъ еще главнаго - поэзiи...

Погоня за насущнымъ кускомъ хлеба, спешность работы, привычка глядеть на себя, какъ на чернорабочаго отъ литературы, съ котораго и спрашивать много нечего, низводитъ въ эту пору Некрасова, при всемъ его таланте, до уровня писателя-ремесленника, который унижался до такихъ, напримеръ, "пародiй":

И скучно, и грустно!.. И некого въ карты надуть
Въ минуту карманной невзгоды.
Жена?.. Но что пользы жену обмануть -
Ведь ей же отдашь на расходы.

Но уже близился глубокiй внутреннiй переломъ. Къ середине 40-хъ годовъ Некрасовъ пересталъ терпеть острую, доходившую до нищеты, нужду; у него уже составилось некоторое литературное имя,-- теперь легче было доставать работу, легче было и бороться съ кулаками-редакторами и издателями. Явился сравнительный досугъ - и съ нимъ возможность серьезно думать и работать. Въ этотъ-то благопрiятный моментъ Некрасовъ и сблизился съ Белинскимъ, услышалъ его страстную, полную зажигающаго убежденiя, проповедь... Общая идея, по которой все время тосковала душа будущаго печальника горя народнаго и отсутствiе которой такъ плачевно отзывалось на его произведенiяхъ, была отыскана, формулирована. Какъ горячiй солнечный лучъ, упала она въ дремавшую душу поэта, осветила и разбудила къ жизни могучiя природныя силы. Некрасовъ нашелъ, наконецъ, свое призванiе, свою музу, ту "бледную, въ крови, кнутомъ изсеченную музу", на которую, по его, собственному выраженiю, "не русскiй взглянетъ безъ любви"... Появилось знаменитое стихотворенiе "Въ дороге", нечто неслыханное до техъ поръ, какъ по форме, такъ и по содержанiю.

Начало народнической струи въ русской литературе принято обыкновенно связывать съ "Деревней" и "Антономъ Горемыкой" Григоровича, но съ несравненно большимъ правомъ могло бы претендовать на такую роль стихотворенiе Некрасова, раньше напечатанное и, къ тому же, талантливее выразившее новую идею. Известный критикъ Аполлонъ Григорьевъ очень долго отрицавшiй въ Некрасове всякiй поэтическiй талантъ, признавался впоследствiи, что пьеса "Въ дороге" ударила по сердцамъ съ неведомою силой... По его словамъ, она совместила въ одну поэтическую форму целую эпоху прошедшаго, забросила сети и въ будущее; въ ней не подделка подъ народную речь, а речь человека изъ народа,-- съ народнымъ сердцемъ, закала Кольцова.. Даже враждебный Некрасову Эдельсонъ, видевшiй, наоборотъ, въ этомъ стихотворенiи фальшивую народную речь, признавалъ нарисованное Некрасовымъ положенiе трогательнымъ и вызывающимъ сильное впечатленiе, "гуманное по своей сущности". Мненiе Белинскаго мы уже знаемъ. Но если такъ встречено было стихотворенiе Некрасова литературной критикой, то читателями середины сороковыхъ годовъ оно принято было, какъ настоящее откровенiе... И удивительнаго тутъ ничего нетъ, если даже и теперь, когда мрачная эпоха рабства отошла въ область преданiя, и русскимъ обществомъ такъ много пережито съ техъ поръ, "Въ дороге" все еще производитъ неотразимо-глубокое впечатленiе. Очевидно, поэту удалось затронуть живой, до сихъ поръ еще болезненный, нервъ... То новое, чемъ было поражено здесь воображенiе общества, заключалось не только въ изображенiи новой (крестьянской) среды, не только въ мысли о томъ, что и мужики те же люди съ живой, способной страдать отъ притесненiй душою: рядомъ съ картиною огромнаго общественнаго зла, передъ читателемъ прiоткрывался душевный мiръ интеллигентнаго человека, который чувствовалъ себя къ этому злу прикосновеннымъ.

- Скучно! Скучно!.. Ямщикъ удалой
Разгони чемъ-нибудь мою скуку,--
Песню, что-ли, прiятель запой
Про рекрутскiй наборъ и разлуку,--

уже этотъ начальный аккордъ, сразу дававшiй почувствовать, что проезжаго барина грызетъ не простая скука, а - тоска, ищущая отрады въ сближенiи съ народнымъ горемъ, долженъ былъ электрическимъ токомъ проходить по душе современнаго читателя.

- Ну, довольно, ямщикъ, разогналъ!
Ты мою неотвязную скуку!--

саркастически прерываетъ баринъ грустный разсказъ ямщика,-- и какъ много сказано въ этихъ двухъ коротенькихъ желчныхъ строчкахъ, заканчивающихъ пьесу! Несколько позже, въ стихотворенiи "Въ деревне" у Некрасова прорывается та же горестная нота:

Плачетъ старуха... А мне что за дело!
Что и жалеть, коли нечемь помочь?

За видимой злостью слышится здесь тотъ-же стонъ человека, силящагося заглушить червяка неспокойной совести; это какъ бы первый напекъ на то великое душевное смятенiе,-- "больную совесть кающагося дворянина",-- которое съ такой яркостью и силой выражено было во многихъ позднейшихъ стихотворенiяхъ Некрасова.

Новое настроенiе, охватившее Некрасова, не было чемъ-то случайнымъ, мимолетнымъ: почти одновременно съ пьесой "Въ дороге", въ промежутокъ какихъ-нибудь полутора летъ (1845--1846), имъ было написано более десятка замечательныхъ, проникнутыхъ однимъ и темъ же духомъ, стихотворенiй, въ которыхъ въ минiатюре отражалась какъ бы вся некрасовская поэзiя, намечались почти все главные мотивы, подробно развитые и разработанные имъ впоследствiи {"Тройка", "Огородникъ", "Псовая охота", "Родина", "Въ неведомой глуши", "Пьяница", "Отрадно видеть", "Старушке", "Когда изъ мрака заблужденья", "Передъ дождемъ", "Секретъ".}.

Въ "Тройке", "Огороднике", "Псовой охоте" и "Родине" передъ нами проходятъ яркiя картины жизни деревенской крепостной Росоiи. Героиня "Тройки", въ сущности, та-же Груша (Въ дороге"); въ судьбе этихъ двухъ молодыхъ женщинъ, также какъ и въ несчастномъ романе огородника, поэтъ раскрываетъ все безобразiе рабьихъ понятiй о белой и черной кости, разделенныхъ непроходимой пропастью сословныхъ предразсудковъ. Живой человеческой души, по этимъ понятiямъ, нетъ; безъ жалости и безъ пощады приносится она въ жертву интересамъ кастовой выгоды и такъ назывемой чести. Мрачное, влобное мiровоззренiе, отравляющее кругомъ себя атмосферу и развращающее мысль и чувство всехъ, кто приходитъ съ нимъ въ соприкосновенiе,-- одинаково раба, какъ и рабовладельца!

Но уже въ эту раннюю пору, когда Некрасовъ впервые отдался захватившей его волне новыхъ мыслей и чувствъ, вопросъ обновленiя "стараго мiра" представлялся ему въ очень широкихъ рамкахъ; онъ виделъ зло не въ одномъ только крепостномъ праве и являлся защитникомъ отнюдь не одного крестьянскаго сословiя, а всехъ оскорбленныхъ, всехъ обездоленныхъ.

Сгораешь злобой тайною...
На скудный твой нарядъ
Съ насмешкой не случайною
Все, кажется, глядятъ.
Все, что во сне мерещится,
Какъ-будто бы на зло
Въ глаза вотъ такъ и мечется,
Роскошно и светло!
Все поводъ къ искушенiю.
Все дразнить и язвитъ
И руку къ преступленiю
Нетвердую манитъ.
Ахъ! если бъ часть ничтожную!
Старушку полечить...
Но мгла отвсюду черная
Навстречу бедняку...
Одна открыта торная
Дорога къ кабаку!

Такъ рисуетъ поэтъ въ стихотворенiи "Пьяница" душевное состоянiе бедняка, озлобленнаго зрелищемъ несправедливыхъ общественныхъ контрастовъ. Какъ и въ другомъ стихотворенiи того же перiода - "Отрадно видеть, что находитъ порой хандра и на глупца", мы впервые встречаемъ здесь характерную и оригинальную ноту некрасовской поэзiи, ноту злобы, той "злобы тайной", которая терзаетъ сердце приниженнаго человека, составляя мучительную отраду его безпросветнаго существованiя.

Обливъ "неласковой и нелюбимой мувы", "печальной спутницы печальныхъ бедняковъ, рожденныхъ для труда, страданья и оковъ", вырисовывается передъ нами уже въ резко определенныхъ, своеобразныхъ очертанiяхъ.

Со всей силой возмущеннаго чувства протестуетъ поэтъ противъ "безсмысленнаго мненiя" толпы, "пустой и лживой", безсильно стонущей въ тискахъ нужды и горя и въ то же время готовой клеймить презренiемъ всякаго, кто въ жизненной борьбе является не палачомъ, а жертвой. Стихотворенiе "Когда изъ мрака заблужденья" (даже на взглядъ наиболее враждебныхъ Некрасову критиковъ - "просто превосходное") было чуть-ли не первой въ русской литературе реабилитацiей падшей подъ гнетомъ нищеты и несчастiй женщины. Приблизительно въ то же время было написано и одобренное Белинскимъ стихотворенiе "Старушке", направленное вообще противъ "моральнаго вздора" опутавшихъ общество условiй и предразсудковъ, отнимающихъ у него долю возможнаго счастья. Пьеса не была, однако, включена авторомъ ни въ одно изданiе его стихотворенiй, да и въ журнале появилась не за полной подписью. Причина понятна: въ смысле обработки сюжета "Старушка" оставляетъ желать очень многаго {Напечатано въ августовской книжке "Отеч. "Зап. за 1845 годъ.

Когда еще твой локонъ длинный
Вился надъ розовой щекой,
И я былъ юноша невинный,
Чистосердечный и пустой,--
Ты помнишь: кой-о-чемъ мечтали
Съ тобою мы по вечерамъ,
И не забыла ты - давали
Свободу полную глазамъ.
И много высказалось взоромъ
Желанiй тайныхъ, тайныхъ думъ;
Но победилъ моральнымъ вздоромъ
Въ насъ сердце искаженный умъ.
И разошлись мы полюбовно,
И страсть разсеялась, какъ дымъ...
И чрезъ полжизни хладнокровно
Опять сошлись мы - и хранимъ
Молчанье тягостное...
Такъ-то!
Когда-бъ къ избытку силъ младыхъ
Побольше разума и такта (?) -
Не такъ бы вялъ и горько-тихъ
Былъ часъ случайной поздней встречи.
Не такъ бы сжала насъ печаль,
Иной тоской звучали-бъ речи,
Иначе было-бъ жизни жаль...

15 мая 1846 г. H. Н - въ.}. Объясняется это, быть можетъ, темъ, что тема стихотворенiя, хотя и вполне реальная, не была подсказана Некрасову лично пережитымъ чувствомъ: ведь поэту было всего 23 года... Могучiй лиризмъ Некрасова - и онъ самъ прекрасно чувствовалъ это - получалъ настоящiй размахъ только въ техъ случаяхъ, когда вдохновлялся живой, конкретной действительностью.

Таково оригинальное и сложное содержанiе стихотворенiй Некрасова, появившихся въ 1845--46 году и несомненно глубоко поразившихъ современнаго читателя. Очевидно, новые мысли и чувства бурей прошли по душе поэта, заставивъ зазвучать сразу все ея струны...

Ощутивъ и сознавъ кровную связь съ роднымъ народомъ, Некрасовъ сразу нашелъ все нужныя краски и для изображенiя родной природы. Какъ пейзажистъ, уже въ 1846 году онъ является передъ нами съ своей особенной, ни на кого другого не похожей манерой.

Сторожъ вкругъ дома господскаго ходитъ,
Злобно зеваетъ и въ доску колотитъ.
Мракомъ задернуты небо и даль,
Ветеръ осеннiй наводитъ печаль;
По небу тучи угрюмыя гонитъ,
По полю листья - и жалобно стонетъ...
Стало светать. . . . . . . . . . . . . . . .
Чудная даль открывается взору:
Речка внизу, подъ горою, бежитъ,
Инеемъ зеленъ долины блеститъ,
А за долиной, слегка беловатой,
Лесъ, освещенный зарей полосатой..
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Падаетъ сизый туманъ на долину,
Красное солнце зашло вполовину,
И показался съ другой стороны
Очеркъ безжизненно-бледной луны...
Въ поле, завидевъ табунъ лошадей,
Ржетъ жеребецъ подъ однимъ изъ псарей...

-----

Заунывный ветеръ гонитъ
Стаи тучъ на край небесъ,
Ель надломленная стонетъ,
Глухо шепчетъ темный лесъ.
На ручей, рябой и пестрый,
За листкомъ лежитъ листокъ,
И струей сухой и острой
Набегаетъ холодокъ.
Полумракъ на все ложится;
Налетевъ со всехъ сторонъ,
Съ крикомъ въ воздухе кружится
Стая галокъ и воронъ.
Надъ проезжей таратайкой
Спущенъ верхъ, передъ закрытъ;
И "пошелъ" - привставъ съ нагайкой.
Ямщику деньщикъ кричитъ...

Конечно, такого рода описанiй природы нетъ ни у Жуковскаго, ни у Пушкина съ Лермонтовымъ, ни даже у Кольцова. Все это очень мало походитъ на "Краснымъ полымемъ варя вспыхнула", или: "Въ небесахъ торжественно и чудно"... Краски Некрасова буднично-серы, образы удивительно-просты, прозаически реальны; отдельные углы рисуемой имъ картины кажутся порой грубыми и неэстетичными... И, однако, странное дело: читатель чувствуетъ себя захваченныхъ, покореннымъ этой серой, но безконечно-малой красотою севернаго пейзажа; родная природа живетъ и дышетъ передъ его глазами, и невольно хочется воскликнуть: "Здесь русскiй духъ, здесь Русью пахнетъ"!... 

Глава: 1 2 3 4 5 6 7 8

© timpa.ru 2009- открытая библиотека