Русская литература для детей. Учебное пособие. Под редакцией Т.Д.Полозовой.
Раздел V. Глава 1. Традиции и новаторство в литературе для детей конца ХIХ-начала XX века

Глава 1.

ТРАДИЦИИ И НОВАТОРСТВО В ЛИТЕРАТУРЕ ДЛЯ ДЕТЕЙ КОНЦА ХIХ-НАЧАЛА XX ВЕКА

О понятии «культура». Конец XIX—начало XX века — один из интереснейших и сложнейших периодов истории русской культуры. Он отмечен выдающимися открытиями в искусстве, науке, образовании. Это период больших исторически значимых событий в развитии не только России, но и многих других стран: активность революционного движения; первая мировая война; рост российской буржуазии, предопределивший интенсивные изменения в экономике. Сложный процесс движения культуры этого времени богат небывалыми победами и поражениями, взлетами и затмениями ярких и разных талантов во всех видах искусства; подъемом интереса народа к знаниям, к образованию, к саморазвитию и самореализации. Возникновение различного рода новых учебных заведений, культурно-просветительных учреждений вне официальной государственной системы — одна из примечательных характеристик рассматриваемого времени. Подъем в сфере образования и просвещения взрослых и детей повлек за собой значительное расширение издательской деятельности, открытие многих периодических изданий для читателей всех возрастов. Одним из предприятий этого рода было товарищество «Знание», руководимое А. М. Горьким. Заметно сближение бурно развивающихся гуманитарных наук со школьным образованием, с ростом вузов, с практической педагогикой и общественной деятельностью ученых[lxxiii].

Литература для детей развивалась как составная общей национальной культуры. Сегодня актуализировался взгляд на литературу для детей в аспекте конкретной исторической со-циокультурной ситуации, в прямой связи с эстетикой, общей теорией культуры. Однако «и по сей день не существует определения культуры, которое можно было бы считать исчерпывающим», — читаем в I томе «Российской педагогической энциклопедии» (1993, с. 486). А может быть, и не нужно сочинять «исчерпывающую» формулировку этого сложного понятия? Можно ли исчерпывающе одной формулировкой определить то, что по существу характеризует весь образ жизни человеческого общества и каждой личности в тот или иной конкретно-исторический период?

В истории российской научной мысли термин «культура» относят к цивилизации Киевской Руси. В исследовании «Опыт словаря нового мышления» в статье «Диалог культур» читаем: мыслителей XVIII века Монтескье, Вика и Хардера «... вдохновляет усиление мощи государств и интереса к открытым заморским странам; они поднимают проблему различия культур и задаются вопросом о праве на их многообразие»[lxxiv]. Автор статьи госпожа Эва Берар на первый взгляд противопоставляет классовому, социальному подходу к рассматриваемому понятию свое просветительское отношение, видит генеральную задачу культуры в налаживании диалога между народами. Но в итоге своих размышлений Эва Берар приходит к заключению: с помощью культуры развитые страны осуществляют «экспансию и завоевания на других континентах, преследуют с точки зрения оправдания своей политики ту же цель, что и наполеоновские войны. Речь идет о навязывании собственного, единственно верного идеала...».

«Опыт словаря нового мышления» показывает: и в контексте общечеловеческих ценностей рассуждения о культуре логически выводят исследователей к признанию социальной, воспитательной, идеологической направленности культуры. Наиболее отчетливо это складывается в смысле, в «действиях» художественной культуры. Подтверждает это и история русской культуры конца XIX—начала XX века. Переломные процессы происходили в социально-экономической структуре России, оказывая огромное влияние на всю жизнь, в том числе и на развитие общественной мысли, науки, просвещения, литературы и других видов искусства.

Известно, что еще Еврипид утверждал: «Нет, не покину, Музы, алтарь ваш./ Истинной жизни нет без искусства»[lxxv]. Однако в каждый переломный период истории дискуссии о цели и функциях культуры вообще, а художественной культуры в наибольшей мере, возникают с новой силой. Так было и на рубеже XIX—XX столетий, в первые десятилетия нашего века. Вспомним, Л. Н. Толстой ушел в 1910 году. В последние десятилетия жизни он опубликовал ряд острых полемических статей. В сфере эстетики великий мыслитель продолжал доказывать, что «искусство есть деятельность человеческая, состоящая в том, что один человек сознательно, известными внешними знаками передает другим испытываемые им чувства, а другие люди заражаются этими чувствами и переживают их»[lxxvi].

В конкретной социокультурной ситуации своего времени деятельность создающего произведение человека, как и переживания человека, воспринимающего продукт творчества, имеют свою специфическую окраску, свои объективные и субъективные закономерности, определяющиеся общей исторической ситуацией.

В рассматриваемой исторической ситуации активно развивались, укреплялисьтрадиции классического художественного национального наследия. Искусство этого направления отстаивало в качестве эстетических критериев художественную правду, высокие нравственные ценности, гуманистические идеалы. Проявление таланта усматривалось в произведениях, выражающих веру в человека, утверждение неделимости идеалов добра и красоты. Добро, честь, совесть, ответственность, справедливость, гражданская самоотверженность ценились в эстетике этого направления.

В театральной истории конца XIX—начала XX века величайшим событием было основание Московского Художественного театра. (До весны 1901 года он назывался Художественно-общедоступный театр.) Театр открылся 14 октября 1898 года трагедией А-К. Толстого «Царь Федор Иоаннович». Пьеса до этого долго была под цензурным запретом. Основоположники театра видели в нем«могущественную кафедру» общественного значения, имеющую исключительную силу влияния на общество: «По самому своему существу театр должен служить душевным запросам современного зрителя», — утверждал В. И. Немирович-Данченко. В репертуаре театра были пьесы А. Н. Островского, А. К. Толстого и Л. Н. Толстого («Власть тьмы»), произведения М. Горького, В. Шекспира, Г. Гауптмана, Г. Ибсена. Известна исключительная роль А. П. Чехова в становлении и развитии этого театра. В своих исканиях, даже «метаниях», как говорил К. С. Станиславский, театр боролся за простоту, правду, жизненность творчества. Это был театр утонченного, глубоко психологического реализма. Он утверждал школу очищающих переживаний.

Уже в первом составе труппы театра были выдающиеся актеры: О. Л. Книппер, И. М. Москвин, М. П. Лилина, А. Р. Артем, В. В. Лужский... В 1900 году в труппу вступил В. И. Качалов, в 1903 — Л. М. Леонидов. История МХТ — особая страница в истории русской культуры, в становлении самосознания общества и подрастающего поколения. И не только русского. Начиная с заграничной поездки театра в 1906 году неизменно росло его мировое звучание и влияние на художественную культуру разных стран.

Трудным, но гордым и действенным был путь московского Малого театра. Известна его преданность реализму, отечественной драматургии, озабоченность болями народа. Это не помешало А. И. Южину-Сумбатову, который возглавил театр в 1908 году после смерти Ленского, включать в репертуар пьесы Мольера, Шиллера, Ибсена. В начале века было плодотворным творческое сотрудничество Малого театра и Алек-сандринского театра в Петербурге. Оба они, как и МХТ, стимулировали развитие искусства театра по всей России.

В начале XX века были приумножены достижения русской музыкальной культуры. Творчество Н. А. Римского-Кор-сакова вызывало любовь молодежи музыкальных учебных заведений, стимулировало ее общественную активность. Глазунов, Лядов, Танеев, Гречанинов, Глиэр, Шаляпин, Собинов — только часть исключительных музыкальных талантов, плодотворно служивших и на ниве просвещения. Необычайно многогранно, влиятельно проявился гений С. В. Рахманинова (1873—1943). Он достойно продолжил традиции Чайковского и Бородина. Его произведения вокально-симфонической музыки («Весна» на текст Н. А. Некрасова — «Идёт-гудёт зеленый шум...»; поэма для оркестра, хора и солистов «Колокола» (1913) на слова Эдгара По в переводе Бальмонта и др.) потрясали слушателей из разных социальных сословий силой выражения трагизма, тревожной страсти. Эмоционально-эстетическая энергия музыки органично слилась с силой выражения поэтического слова. Все это не могло не влиять на вкусы, на художественные приоритеты, на социальное сознание общества. Авторская музыка сливалась с мотивами народной, пробуждая, укрепляя патриотизм. В это же время очень заметно росла культура исполнительского, в том числе оперного искусства. Неповторимую эпоху составила деятельность Ф. И. Шаляпина (1873—1938). Звучал голос величайшего лирика Леонида Собинова (1872—1934). Звездой первой величины была Антонина Нежданова (1873—1950). Ее хрустально чистый голос неповторимой красоты, исключительная музыкальность, артистическое обаяние, поэтическое чувство и простота, истинная народность — создали почти сказочную популярность образу Неждановой. Ее влияние на музыкальную культуру детей и взрослых нельзя переоценить. Можно и нужно было бы, видимо, особо сказать и о развитии танцевального искусства, о мировом авторитете русского балета и других искусств. Но обратимся еще раз к Л. Н. Толстому, к его деятельности.

Авторитет теоретических идей Л. Н. Толстого и классического реализма. В 1911 году впервые в газете «Русское слово» (№ 1) была опубликована «Зеленая палочка» Л. Н. Толстого. Здесь эстетические идеи сливаются с философскими о назначении человека, о смысле его жизни, об ответственности перед другими: «... назначением жизни не может быть плотское счастье, потому что такого счастья не может быть для существа, обреченного на борьбу со всякого рода бедствиями...» И еще: «Вся жизнь есть деятельность человека в мире, как лошади на колесе. Лошади нельзя остановиться, этим самым ходом не двигать колёса. И человеку нельзя не делать чего-нибудь и этой самой деятельностью не участвовать в движении всего мира». Мировой авторитет Л. Н. Толстого на его родине имеет свою окраску — особая возвышенная любовь всех, кто знает силу творчества гения и стремится направить ее на решение актуальных задач активизации общественного сознания, гуманизации личности, максимального расширения границ просвещения, образования. Публицистика, педагогические статьи Л. Н. Толстого — предмет жарких дискуссий. Они проводились вокруг статьи «Воспитание и образование», которая впервые появилась в «Ясной Поляне» (в № 7, 1862). Затем в течение второй половины XIX века статья перепечатывалась в журнале «Время» (издатели — братья Достоевские) и в других изданиях. Педагогический труд Л. Толстого имел многочисленные отклики в журнале «Библиотека для чтения», в «Русском вестнике» и в других журналах. Спорили об определении понятий «воспитание», «образование», которые рассматривал Л. Н. Толстой. Сегодня полезно вновь обратиться к этим определениям.

«Необходимо должны быть раздельные понятия, соответствующие этим словам, — утверждал писатель, — понятия эти существуют и имеют право существовать отдельно». Опираясь на опыт немецких ученых, Л. Н. Толстой разделяет процессы преподавания: образование — «итегпсп!» и воспитание — «ЕтеЬи炙. Вот часть его аргументации. «По понятиям педагога-теоретика, воспитание есть действие одного человека на другого и включает в себя три действия: 1) нравственное или насильственное влияние воспитателя — образ жизни, наказания, 2) обучение и преподавание и 3) руковож-дение жизненными влияниями на воспитываемого». Великий педагог и художник утверждает, что ошибка и смешение понятий происходят от того, что педагогика принимает своим предметом воспитание, а не образование. «Воспитание не есть предмет педагогики, но одно из явлений, на которое педагогика не может не обратить внимания; предметом же педагогики должно и может быть только образование. Образование в обширном смысле, по нашему убеждению, составляет совокупность всех тех влияний, которые развивают человека, дают ему более обширное миросозерцание, дают ему новые сведения. Детские игры, страдания, наказания родителей, книги, работы, учение насильственное и свободное, искусства, науки, жизнь — все образовывает».

Итак, образование — широкий организованный и объективный стихийный непрерывный процесс развития человека как личности, его социализация, осуществляющаяся всей жизнью, в том числе и художественной культурой — всеми искусствами, чтением более всего. Этим и объясняется возросшая в те годы, как и теперь, озабоченность тем, что и как читают дети в школе, дома, в библиотеке...

Не менее интересны определения, которые дает Л. Н. Толстой понятиям «изустная передача» знаний, «университет» и др., имеющим отношение к современной педагогике. Л. Н. Толстой отстаивает преимуществадиалогического общения в образовании: «Понятие «университет», соответствующий своему названию и своей основной идее — собрание людей с целью взаимного образования». И еще. Чтение педагогических работ Л. Н. Толстого убеждает, что он не против влияния педагога на учащихся, что нередко в наши дни приписывается его педагогической системе. Л. Толстой против формального, механизированного, скучного, насильственного воздействия воспитания: «Нельзя запретить человеку, любящему и читающему историю, пытаться передать своим ученикам то историческое воззрение, которое он имеет, которое он считает полезным, необходимым для развития человека, передать тот метод, который учитель ставит лучшим при изучении математики или естественных наук; напротив, это предвидение воспитательной цели поощряет учителя. Но дело в том, что воспитательный элемент науки не может передаваться насильственно... Воспитательный элемент, положим в истории, в математике, передается только тогда, когда учительстрастно любит и знает свой предмет, тогда только любовь эта сообщается ученикам и действует на них воспитательно». Диалогический принцип общения учителя и учащегося, уникальная ценность глубокого знания предмета преподавания, любовь к воспитуемым, вера в них — эти актуальные и для нашего времени мысли пронизывают не только цитированную выше статью «Воспитание и образование», но и другие педагогические труды Л. Н. Толстого, влиявшие на социально-педагогический процесс в конце XIX и в начале XX века.

О «Зеленой палочке» уже шла речь. Заглавие это связано, как известно, с детскими воспоминаниями о брате Николае. Он придумал игру в «Зеленую палочку». На ней будто бы была написана тайна счастья всех людей. В статье рассматриваются следующие вопросы: «Кто поместил меня в это странное место?» — в этот мир, в эту жизнь? И что такое этот мир? Как его понять? Как познать? Что есть моя жизнь — жизнь человека? Зачем она? В чем ее смысл? Именно эти вопросы были актуализированы историей на рубеже столетий. Они стали ведущими в художественном творчестве, в общественном сознании, в теории и методике образования. Не случайно, что «Зеленая палочка», напечатанная в № 1 «Русского слова» за 1911 год, по смыслу и пафосу перекликается с публицистическим выступлением Л. Н. Толстого «Не могу молчать!», которое впервые было опубликовано в Туле в августе 1908 года. «Не могу молчать!» — политическая публицистика Л. Н. Толстого. Он пишет: «Возмутительно, когда один человек может отнять у другого его труд, деньги, корову, лошадь, может отнять даже его сына, дочь, — это возмутительно, но насколько возмутительно то, что может один человек отнять у другого его душу... А это самое делают те люди, которые устраивают все это и спокойно, ради блага людей заставляют людей, от судьи до палача, подкупами, угрозами, обманами совершать эти дела...» Такова реакция Льва Толстого на смертные приговоры: «Семь смертных приговоров: два в Петербурге, один в Москве, два в Пензе, два в Риге. Четыре казни: две в Херсоне, одна в Вильнюсе, одна в Одессе» — так начинается статья. А если бы смерти, казни исчислялись сотнями, тысячами, миллионами? Если бы жил Лев Толстой в наше время?..

Анализируя казни, Л. Толстой пишет: «Ужаснее же всего в этом то, что все эти бесчеловечные насилия и убийства, кроме того прямого зла, которое они причиняют жертвам насилий и их семьям, причиняют еще большее, величайшее зло всему народу, разнося быстро распространяющееся, как пожар по сухой соломе, развращение всех сословий русского народа...» «Нельзя так жить. Я по крайней мере не могу так жить, не могу и не буду». Это сказано 31 мая 1908 года... В 1910 его не стало. В числе посмертных публикаций — «Посмертные художественные произведения Льва Николаевича Толстого» под редакцией В. П. Черткова — один из художественных шедевров — «После бала» (кн. I, М., 1911). В аспекте мысли о развращающем влиянии беззакония на все сословия народа приобретает широкую популярность послесловие Л. Н. Толстого к рассказу Чехова «Душечка», опубликованное за два года до ухода (сб. «Круг чтения», т. 1, М., 1906).

Л. Н. Толстому, как известно, понравился названный рассказ А. П. Чехова. Понравился тем, что в нем особая чудесная сила, передающая состояние счастья, возникающего и переживаемого героиней в моменты полной самоотдачи себя другим: «Не смешна, а свята удивительная душа «Душечки» со своей способностью отдаваться всем существом своим тому, кого она любит», — утверждает рецензент. Такой подход к определению ценности произведения близок к понятию духовности, души, которое в свое время отстаивал КД. Ушин-ский в «Педагогической антропологии». Педагог-исследователь и писатель, К. Д. Ушинский подчеркивал универсализм и этой теории, и роли произведений художественной литературы, которые ей соответствуют. «Сила духа», по этой теории, — сила развития именно человека, не свойственная для других живых существ. Поэтому автор, передающий сугубо человеческую «силу духа», часто почти неуловимую в жизни, выходит в ряд наиболее значимых в детском чтении.

Актуализация названной теории Л. Н. Толстым придавала ей особую конкретно-теоретическую ценность, привлекала внимание к сложнейшим реальным, жизненным проблемам детства, юности — свободы, чести, личного достоинства, которые составляли центр художественного анализа жизни писателями реалистического направления.

Река художественного реализма была очень полноводной. В. Г. Короленко, А. И. Куприн, А. Н. Толстой, И. А. Бунин, А. П. Чехов, Л. Н. Толстой, А. М. Горький, К. М. Станюкович, Д. Н. Мамин-Сибиряк и другие — лишь часть очень разных, не похожих по стилю авторов, чье творчество и до сих пор полностью не проанализировано. Сколько разных замечательно нравственных и сложных характеров, интересных и современному юному читателю. Для примера — романтическая, прелестная, с трагической судьбой Олеся А. И. Куприна и непостижимо внутренне сильная, завораживающая волей, выдержкой внешне хрупкая героиня-революционерка из рассказа В. Короленко «Чудная». Очень жаль, что сегодня этих героинь почти не знают выпускники нашей школы, получающие аттестат зрелости. Вспомним: эстетическая эмоциональная сила героини рассказа «Чудная» — юной ссыльной революционерки Морозовой так велика, что попавший под арест ее бывший конвоир находит именно в ее образе источник достойного поведения. Не следует ли из этого, что и читатель мог бы наполниться свежей силой, если бы увлекался чтением такой литературы? Главное здесь, подчеркну это, не в революционной фабуле рассказа, а в художественной выразительности, правдивости образа, в красоте и величии души внешне такого хрупкого человека, какой была Морозова. Ей близок душевно и юный герой из рассказа «Слепой музыкант», хотя он никак не связан с политикой. Петрусь родился слепым. Отчаявшийся, он, однако, обретает цель, смысл жизни, находит себя не без влияния израненного в боях гарибальдийца. Высокая цель, ощущение себя не лишним, а нужным для других человеком вливают в юную душу силы, растущие изнутри. В этом — реализация свойственного юности возвышенного мироощущения.

И. А. Бунин в 1891 году, когда ему было 20 лет, писал: «За последнее время я ужасно чувствую себя «поэтом»... Все — и веселое и грустное — отдается у меня в душе музыкой каких-то неопределенных хороших стихов, чувствую какую-то творческую силу создать что-то настоящее». Корни творчества И. Бунина — в русской почве. Ему претили «побрякушки» и кривля-ния словами в стихах, в прозе. «Пишите себя, свое, простое, то, чем больше всего живете дома, на улице, в мечтах, за книгой, в жажде любви...» — призывал талантливый мастер и сам писал:

... Как все вокруг сурово, снежно,
Как этот вечер сиз и хмур!
В морозной мгле краснеют окна нежно
Из деревенских нищенских конур.

Эту боль за нищету и веру в неиссякаемые силы, волю, фантазию, талант соотечественников остро переживал большой поэт. Надо, чтобы это пережил и наш современный читатель. И. Бунин умел воспеть ценность созерцания — умного, глубокого: «Если бы у меня не было рук и ног и я только мог сидеть на лавочке и смотреть на заходящее солнце, то я был бы счастлив этим. Одно нужно — только видеть и дышать. Ничто не дает такого наслаждения, как краски... Я привык смотреть. Художники научили меня этому искусству...» Это — программа ценности умения не только смотреть на мир, но видеть и ценить его краски, учиться «искусству видеть». У Бунина за цветом — чувство, мысль, настроение и мотив деятельности, ее радость как радость бытия. За звуком и запахом жизнь, бытие природы и человека:

... Не видно птиц. Покорно чахнет
Лес, опустевший и больной.
Грибы сошли, но крепко пахнет
В оврагах сыростью грибной...

О Бунине говорили, писали, спорили не только критики, но и педагоги, психологи, культуроведы, социологи. И. Бунин — психолог, стилист, стремящийся услышать весь мир. Он вдумывается в тайны сознания и подсознания. В смысл бытия, движения человека к самому себе и ко всему миру. Конечно, есть и грусть по дворянскому гнезду. Но не по его замкнутости. Не по его достатку. Нет. Грусть по духовной и душевной наполненности. Беда, утверждает поэт, в том, что не все могут жить этой наполненностью, не всех тяготит ее отсутствие. И. Бунина интересовали, беспокоили общие законы жизни. Судьба народа, отечественной цивилизации. Судьба духовных ценностей народа. Сохранение и развитие человеческого в человеке. Смысл жизни каждого человека, общества и всех людей. Поэтому он обращался и к космическим проблемам. Поэтому же его творчество актуально для нас и как для читателей, и как для исследователей становления, развития личности растущего человека.

Сегодня для понимания истории представляет живой интерес и творчество писателей, поэтов, выделявших себя из реалистической традиции. О декадентстве, о сторонниках так называемого чистого искусства написано много разного. Здесь обозначим ряд направлений, особенно заметных в поэзии начала XX века.

На первый взгляд кажется несколько неожиданным, что в это время был подъем творчества очень разных авторов, объединявшихся в течениипролетарской поэзии: А. Радин, Г. Кржижановский, А. Кац, А. Богданов, Е. Нечаев, Ф. Шкулев, Д. Бедный и другие. В 1902 году А. Кац перевел «Гимн свободе». В 1907 году был издан в его же переводе текст «Интернационала». Известная песня «Мы кузнецы — и дух наш молод...» была написана Ф. Шкулевым. Сатирические, революционно острые басни Д. Бедного, «мужика вредного», издавались в те же годы, когда активно печатались поэты-символисты. Старшие символисты: Н. Минский, Д. Мереж ковский, В. Брюсов, К. Бальмонт... И младшие символисты, приверженцы философии Вл. Соловьева: А. Блок, А. Белый, В. Иванов... Их нередко называли «поэтами духа», хотя, как показано выше, разве не был поэтом духа И. Бунин? Был, конечно, поэтом-исследователем глубинных пластов души и духовности. Исследователем глубин внутреннего «я». Символизму тоже свойственно стремление осмыслить и проявить внутреннее «я» человека. Характерен поиск своей формы выражения трагедии человека и общества. Поиск ответа на вопросы смысла жизни и смерти. На вопросы о назначении человека. О ценностях высшего порядка... Во всем этом важно разобраться и теперь, чтобы понять: почему во все времена и эпохи, но особенно активно в годы переломные, так велика тяга к разным формам поиска, проявления и выражения смысла, сущности человеческого «я», к способам его самоопределения и самореализации. При этом, как убеждает реальная история предмета, дурно сказывается на истолковании проблем культуры как тематическая зашоренность, закрывающая путь к сущности искусства, так и сугубо эстетическая замкнутость. Замкнутость противопоказана творчеству, как писательскому, эстетико-теоретическому, так и читательскому, и педагогическому. Вот, например, воздушное, легкое по форме, не содержащее критической оценки трудностей детства стихотворение В. Брюсова «Две головки»:

Красная и синяя —
Девочки в траве,
Кустики полыни
Им по голове.
Рвут цветочки разные,
Бабочек следят...
Как букашки — праздные,
Как цветки на взгляд.
Эта ленокудрая,
С темной скобкой — та...
Вкруг природы мудрой
Радость разлита.
Вот, нарвав букетики,
Спорят: «Я да ты...»
Цветики — как дети,
Дети — как цветы.
Нет нигде уныния,
Луг мечтает вслух...
Красный блик, блик синий,
Шелк головок двух!

... Приятно читать стихотворение? Да: радостное чувство зкизни, ощущение красоты, завораживающей гармонии цвета в природе, настроение девочек и автора, ощущение счастья, которое разлилось вокруг. Именно разлилось, потому что счастье естественно: «Луг мечтает вслух...» Удивительна и прекрасна природа. Счастлив автор. В какой мере эта живописно зримая и эмоциональная картина символична? Всем ли свойственно именно такое ощущение радости? Нет, не всем. Но ребенок родился для радости, как мы уже отмечали в первом разделе нашего учебного пособия. Поможем ему увидеть и почувствовать красоту и ее авторское ощущение в стихах... Пусть у каждого рождаются свои ассоциации и символы.

А вот другое стихотворение — «Вечер»:

О счастье мы всегда лишь вспоминаем.
А счастье всюду. Может быть, оно
Вот этот сад осенний за сараем
И чистый воздух, льющийся в окно.
В бездонном небе легким белым краем
Встает, сияет облако. Давно
Слежу за ним... Мы мало видим, знаем,
А счастье только знающим дано.
Окно открыто. Пискнула и села
На подоконник птичка. И от книг
Усталый взгляд я отвожу на миг.
День вечереет, небо опустело.
Гул молотилки слышен на гумне...
Я вижу, слышу, счастлив. Все во мне.

Это — стихи поэта-реалиста И. Бунина. 14 августа, 1909 год. Более сложные стихи. Тоже о счастье. Счастлив поэт способностью видеть, слышать, наблюдать. Смотрит на жизнь он иначе, чем В. Брюсов. Он по-своему помогает нам — читателям углубиться в себя: счастье дано — «только знающим»... А дети поймут? Несомненно, если вчитаются, вслушаются... Если вспомнят, что и сами не раз наблюдали не без интереса за сияющим облаком. А может быть, теперь, вместе с поэтом, всмотрятся в небо, не пропустят радость мгновения, когда увидят задержавшуюся на подоконнике птицу...

Акмеизм и футуризм. В рассматриваемый период, кроме уже отмеченного, немалое число талантливых искателей истины объединялось под знаменами акмеизма и футуризма. «Акме» — греческое: цветущая пора, высшая степень чего-либо (и по существу и по форме). Акмеизм — очищение от тяжких реалий, так называемое чистое искусство. «Так называемое», потому что, как уже было замечено, по большому счету нет художественного творчества, лишенного связи с человеком — со всеми сферами его существования, с личным опытом поэта. Полагаю, что для специалиста, изучающего человека во всех его проявлениях, и акмеизм, и другие направления искусства, отвечающие принципусамовыраже-ния художником своего «я», не могут не быть интересны эстетически, что означает и человековедчески; эстетическое — человеческое. В числе акмеистов были Н. Гумилев, С. Городецкий, А. Ахматова, М. Кузмин, О. Мандельштам. Не случаен и в наше крайне усложненное время вновь растущий интерес к их творчеству.

Футуристами числились, проявляя себя по-разному, В. Маяковский, В. Каменский, Д. Бурлюк, В. Хлебников... Был весьма известен эгофутурист И. Северянин. Молодежь, подростки увлекались и поэзией группы «Центрифуга» (Н. Асеев, Б. Пастернак и другие). Перечисление, конечно, мало проясняет смысл. Но если вспомнить хотя бы по одному или по два-три стихотворения наиболее известных из названных здесь авторов, то сама собой вырисуется непростая и очень интересная картина. Хочется верить, что наш читатель сделает это. Тогда и станет ясно, что каждое из поэтических объединений имело свою творческую программу; что все они выражали свое оценочное эстетическое и нравственное отношение к действительности. Все они, следовательно, в определенности художественных образов передавали свое представление о ценностных свойствах действительности.

Крестьянские поэты. В конце первого десятилетия XX века, после 1910 года заметно вновь усиление реалистических тенденций в художественной культуре. Приобретают известность, любовь читателей крестьянские поэты: Н. Клюев, А. Ширяе-вец, С. Клычков, П. Орешин... Особое место в этом направлении принадлежитСергею Александровичу Есенину.

Мятежность атмосферы усугубляется тем, что вновь и вновь внимание привлекается к вечным проблемам: жизнь и смерть; жизнь после смерти; истина и красота; любовь и ненависть... Не ослабевают дискуссии о назначении и ценности искусства, о его народности... Однако при всей многоликости взглядов, направлений в этой исторической атмосфере естественно и соприкосновение, сближение духовных поисков писателей, поэтов, входящих в разные творческие объединения. К концу первого десятилетия XX века и в его втором десятилетии все очевиднееиндивидуальная дифференциация стилей, изменение эстетических и социальных ориентации. Усиление драматических переживаний художника (поэта, писателя...) находится в прямой зависимости от его непосредственного жизненного опыта, от динамики его мировоззрения. Так развивалась и поэзия С. Есенина. Вспомним стихи 1910 года:

Вот уж вечер. Роса
Блестит на крапиве.
Я стою у дороги,
Прислонившись к иве.
От луны свет большой
Прямо на нашу крышу.
Где-то песнь соловья
Вдалеке я слышу.
Хорошо и тепло,
Как зимой у печки.
И березы стоят,
Как большие свечки.
И вдали за рекой,
Видно за опушкой,
Сонный сторож стучит
Мертвой колотушкой.

Нас пленяет задушевность, обнаженность душевного состояния поэта, трогает безмятежность, чистота его чувств. Запоминается картина тихого деревенского вечера, когда наблюдательный, душевно отзывчивый человек как бы сливается с природой, с вечностью, с красотой. Столь же поэтично и безмятежно и другое стихотворение 1910 года:

Поет зима — аукает,
Мохнатый лес баюкает
Стозвоном сосняка.
Кругом с тоской глубокою
Плывут в страну далекую
Седые облака.
А по двору метелица
Ковром шелковым стелется,
Но больно холодна.
Воробушки игривые,
Как дети сиротливые,
Прижались у окна...

И это стихотворение цементирует неомраченное ощущение своей душевной причастности к окружающей природе. Камерная картина зимы в деревне, где «пташки малые» выступают как «действующие лица», определяет интонацию. Талантливый подросток (автору 15 лет) нашел форму полного самовыражения, свободно, легко запечатлев состояние своей души. Стихи очаровывают музыкой слов, «стозвоном сосняка». Хотя зима поет, аукает... а на сердце уютно, тепло...

А в апреле 1913 года С. А. Есенин пишет своему другу Г. А. Панфилову: «... Я человек, познавший истину. Я не хочу более носить клички христианина и крестьянина, к чему я буду унижать свое достоинство? Я есть ты. Я в тебе, а ты во мне. То же хотел доказать Христос... Люди, посмотрите на себя, не из вас ли вышли Христа и не можете ли вы быть Христа-ми? Разве я при воле не могу быть Христом, разве ты тоже не пойдешь на крест, насколько я тебя знаю, умирать за благо ближнего? Ох, Гриша! Как нелепа вся наша жизнь. Она коверкает нас с колыбели, и вместо действительно истинных людей выходят какие-то уроды. Условия, как я начал, везде должны быть условия, и у всего должны причины являться следствием... Не будь сознания в человеке по отношению к «я» и «ты», не было бы Христа и не было бы при полном усовершенствовании добра губительных крестов и виселиц. Да ты посмотри, кто распинает-то? Не ты ли и я, и кого же — опять меня или тебя. Только больные умом и духом не могут чувствовать это... Все люди — одна душа. Истина должна быть истиной, у нас нет доказательств, и за ней нет границ, ибо она сама альфа и омега. В жизни должно быть искание и стремление, без них смерть и разложение...

Человек! Подумай, что твоя жизнь, когда на пути зловещие раны. Богач, погляди: вокруг тебя стоны и плач заглушают твою радость. Радость там, где у порога не слышны стоны...»[lxxvii] И по одному отрывку из письма, полагаю, видно, что его автор уже и не подросток, и не только милый внимательный наблюдатель, талантливо рисующий словом увиденное, услышанное, чувствуемое. В письме — пульс мучительных размышлений о жизни, об Истине, о Справедливости, которая должна быть, но ее нет... В соответствии с этим состоянием души появляются и стихи, наполненные волнением, переживанием, болью за Родину:

Сторона ль моя, сторонка,
Горевая полоса.
Только лес, да посолонка,
Да заречная коса...
Чахнет старая церквушка.
В облака закинут крест.
И забольная кукушка
Не летит с печальных мест.
По тебе ль, моей сторонке,
В половодье каждый год
С подожочка и котомки
Богомольный льется пот.
Лица пыльны, загорелы,
Веки выглодала даль,
И впилась в худое тело
Спаса кроткого печаль.

(1914)

Можно и нужно было бы, видимо, здесь привести и другие стихи этого и следующих лет, чтобы поговорить об эволюции настроения, содержания поэзии русского гения XX века. Но приходится вновь лишь выразить надежду: уважаемый читатель, вы прочтете, конечно, стихи С. Есенина и разовьете кратко выраженную здесь мысль.

... Широко распространенное в последние годы определение конца XIX—начала XX века (до 1914 г.) как литературы «серебряного века» ввел в литературоведческий, педагогический, в культурологический лексикон Н. А. Оцуп в статье, которая была опубликована в Париже (журнал «Числа», 1933). После смерти автора в книге «Современник» (1961) появился расширенный вариант размышлений — «Серебряный век русской поэзии». Почему только поэзии? Автор не объясняет. Причины могут быть разные. Может быть, потому, что художественная проза, по мнению автора, не давала достаточных оснований для столь высокого определения... Важно, видимо, нам обратить внимание, что определение «серебряный век» постепенно завоевало более широкое содержание: в него включили широкий диапазон русской культуры. Н. А. Оцуп установил и ведущие отличительные особенности рассматриваемого им процесса развития художественного творчества. Говоря о XIX веке, он сформулировал такие черты:

—«широта и грандиозность поставленных задач»;

—«высокое трагическое напряжение поэзии и прозы, их пророческое усилие»;

—«неподражаемое совершенство формы». В характеристике творчества начала XX века выделены другие особенности:

—«глубина «сознательного» анализа явлений»;

—«мастер побеждает пророка»;

—«все суше, бледнее, чище, (...) ближе к автору, более в человеческий рост»[lxxviii].

Приведенная сравнительная характеристика литератур XIX и XX веков далеко не бесспорна. Однако не только названные исследования убеждают, что есть основания для определений: XIX век — золотой век русской художественной культуры, век А. Пушкина, Л. Толстого, Ф. Достоевского и других гениев мирового масштаба; XX век — серебряный век. Где его конец? На этот вопрос, очевидно, еще ответит время. У Б. Слуцкого есть такие стихи:

Свободу восславляли образы,
Сюжет кричал, как человек,
И пробуждались чувства добрые
В жестокий век, в двадцатый век.

Стихи эти, конечно, выражают отношение поэта не только и, может, даже не столько к началу века. Но заметим: стихи опубликованы в сборнике, который называется «Сегодня и вчера» (М., 1961, с. 68). Значит, относятся стихи эти и ко «вчера».

Поразмышляйте, пожалуйста

1. Постарайтесь представить влияние выступлений Л. Н. Толстого на образование и шире — на культуру начала XX века.

2. Подберите по два - три наиболее интересных для вас стихотворения, созданных поэтами рассмотренных в главе на правлений. Сравните эстетические идеалы, утверждаемые авторами стихов. Объясните свое отношение к стихам, которые вам близки.

3. Какие выводы, значимые, полезные для сегодняшней учительской деятельности, можно сделать на основе анализа отечественной культуры конца XIX — начала XX века?

Советуем прочитать

1. Вентцель К. Н. Идеальная школа будущего и способы ее осуществления: Хрестоматия по истории школы и педагогики в России. — М.: Просвещение, 1974. — С. 428—440.

2. Толстой Л. Н. Избранные сочинения. — М.: Худож. литература, 1989. (Прочитайте произведения, названные в тексте главы.)

3. Русская поэзия XIX—началаXX в. — М.: Худож. литература, 1987.

Примечания

[lxxiii] См.: Дмитриев С. С. Очерки истории русской культуры начала XX века. — М.: Просвещение, 1985.

[lxxiv] Опыт словаря нового мышления/Под общей ред. Ю. Афанасьева и М, Ферро. — М.: Прогресс, 1989. — С. 20.

[lxxv] Эллинские поэты в переводах В. В. Вересаева. — М., 1963. — С. 172. Толстой Л. Н. Собр. соч.: В 20 т. —Т. 15. — М., 1964. — С. 87.

[lxxvi] Толстой Л. Н. Собр. соч.: В 20т. – Т. 15. – М., 1964. – С. 87.

[lxxvii] Сергей Есенин. К 100-летию со дня рождения Сергея Есенина. 1895-1995. - М.: Современный писатель, 1994. - С. 293-294.

[lxxviii] См.: Русская литература XX века: Справочные материалы. М: Просвещение, АО «Учебная литература», 1995. — С. 3—16.

© timpa.ru 2009- открытая библиотека