Глава 8.
МНОГОГОЛОСИЕ ПОЭЗИИ
Страна поэзии огромна, многоголосна. И каждый ее голос неповторим, интересен.
Вот Яков Лазаревич Аким. Родился он в 1923 году, в городе Галиче Костромской области. Город этот, как и многие похожие на него города средней исконной России, тих, уютен, располагает к раздумью. Выросший в нем поэт вспоминает...
Я вырос в городе заштатном
Среди упряжек и рогож.
И не был на район плакатный,
По счастью, город мой похож.
Над сонным озером вставал он,
Как терем сказочных времен.
Насыпанным издревле валом
От вражьих полчищ обнесен.
Там кузнецы у наковален
С утра томились от жары.
А на базаре куковали.
Стуча по кринкам, гончары...
И был не смешанный с толпою,
Там каждый встречный на виду,
И каждый уносил с собою
Чужую радость и беду....
Он жив, доставшийся мне с детства,
Упрямой правды капитал.
Я милой родины наследство
В пустых речах не промотал.
И беспокойными ночами,
Как у походного костра,
Со мною вместе галичане
Не спят в раздумьях до утра.
Это стихотворение многое говорит об его авторе: дорожит памятью детства, верен ему; не позволил себе за долгую жизнь растерять «родины наследство...». Очевидно и другое — склонность к лирической интонации и уважение к тому, что нередко называется простым, обыкновенным трудом, внепоэ-тической обыденностью. Исследователь творчества поэта Надежда Павлова справедливо отмечает, что «творческое счастье Якова Акима как детского поэта улыбнулось ему как раз потому, что его стихи для детей есть плоть от плоти его лирики в целом». И еще, что, пожалуй, не менее важно: Аким — поэт своего времени. Его индивидуальный голос заметен и значим, он не теряется в меняющихся модных оркестровках, потому что корни уходят в общенародные ценности. Потому что поэт честен и самостоятелен в стихах, как и в жизни. Он ясен. Этим и интересен. Этим и дорог. . Сам поэт рассказывает о неожиданно прорезавшемся чувстве слова, которое ведет именно в поэзию для детей. Было это, когда родилась дочь. Молодой папа идет по улице, несет дочке молоко. На него, на тротуар, на всех прохожих падает пушистый мягкий снег... И вдруг: «... вокруг меня вместе со снежинками заплясала, закружилась песенка: «Утром кот/Принес на лапах/Первый снег!/Первый снег!» От удивления даже остановился... Выходит, сам сочинил?» В 1954 году вышла первая книга. В ней было и стихотворение «Первый снег». Затем был сборник «Пишу тебе письмо». В этом заглавии — одна из очень сокровенных особенностей многих произведений Я. Акима: непосредственное обращение к конкретному адресату. «Стихи мои как письма: Им нужен адресат./Строфы не дождались бы/Ни летний дождь,/Ни сад,/Ни поезд уходящий,/Ни предвечерний плес./ — Строку в почтовый ящик/ — Другому сердцу нес...» Поэт подтверждает, что стихи — самый короткий путь от сердца к сердцу, что они сближают людей. Поэтому так естественна в творчестве Я. Акима идея дружбы, верности, отзывчивости.
Идеи эти корнями уходят в детство поэта, вытекают из генетики стиля взаимоотношений в семье. Не случайно столь бережно отношение поэта к образу отца. Сказка«Учитель Так-Так и его разноцветная школа» в значительной степени автобиографична. Ее зерно — ценность светлой и вечной памяти об отце (он погиб на фронте в 1942 году) и своеобразное воспоминание о будущем: «Отца я так любил, что долго не мог ни строчки о нем написать. Так бывает, когда теряешь очень близкого человека... Пожалуй, впервые я немного рассказал об отце в повести-сказке «Учитель Так-Так...». Это произведение много раз переиздавалось и на русском языке, и на других языках. Почему? Потому что в нем высвечена извечная мечта детей о таком их общении со взрослыми, когда можно посмотреть в глаза и сказать все-все, что заботит, без боязни остаться непонятым. Для этого, конечно, надо уметь не только говорить, но и слушать: «Если другой человек доверил тебе свою беду, слушай и не говори ему: «Да-да, мне тоже плохо...» Горе у каждого свое. Когда другому человеку радостно и он пришел рассказать тебе об этом — слушай и радуйся вместе с ним. Запомните: каждый человек говорит по-своему. Научиться слушать и откликаться — это и значит быть другом».
А еще заманчивая особенность школы учителя Так-Так в том, что в ней все что-нибудь придумывают и разговаривают с воображением: с рисунками, географической картой, с рыбками в аквариуме, цветами, с любимыми и нелюбимыми игрушками. В школе есть Секрет. Так-Так понимает: секрет необходим, чтобы было интересно. Доверие, искренность, постоянно развивающееся воображение обостряют душевное зрение детей. А оно, в свою очередь, активизирует эмоциональную отзывчивость. В такой обстановке учитель имеет возможность сказать своим ученикам все-все. Все даже самое серьезное. Романтизированный образ учителя и школы
Я. Аким вынес из своих детских впечатлений. Учитель Так-Так сначала проводил на фронт Великой Отечественной войны отца, потом, когда отец погиб, ушел и сам. Он знает, что говорить детям, знает, как нужны им ласка, тепло, понимание. Не случайно в его заплечном вещевом мешке — подарок отца, с которым Так-Так не расстается. Это — отполированная ладонями глиняная дудочка. Учитель любит играть на ней. Играет даже на уроках. И поэт Аким носит эту ясноголосую дудочку в своем кармане. Она, отношение к ней — символ высокого настроя поэтической души Якова Лазаревича Акима: доброго, верного, лирика, воспевающего любовь, чистоту незащищенности, этого нежного и вечного чувства.
Узнаваем, полнозвучен в поэтическом многоголосье солирующихИгорь Александрович Мазнин (род. в 1938). В 1972 году он участвовал в семинаре молодых поэтов, которые в те годы систематически проводил Союз писателей. В этом же семинаре были Ю. Коваль, Ю. Кушак, С. Козлов, Э. Успенский, Л. Мезинов, М. Пляцковский, Л. Яхнин... Каждый из них по-своему в последующем заявил о себе произведениями разных литературных жанров. И. Мазнин выпустил за прошедшие после 1972 года четверть века немало книг, хотя их могло и должно было быть больше: поэт уже тогда имел свой узнаваемый почерк, свой мотив. «Именно личностность — главное достоинство его незаурядной поэзии»[cxlii], — отмечал один из руководителей того семинара С. А. Баруздин. О самобытности творчества И. Мазнина не раз говорила А. Барто. В ее книге «Записки детского поэта» читаем: «... новые стихи Маз-нина были для меня неожиданными, некоторые показались интересными, многообещающими. Есть у него стихотворения, которые как бы опровергают иных молодых литераторов, утверждающих, что в детской поэзии все темы уже «разобраны» первооткрывателями, мастерами. Сколько написано о весне, а Мазнин пишет свою «Весну», и звучит она свежо, не «вторично». Вот эта «Весна»:
С чего это всюду
Такое веселье,
Такое —
С зари до зари —
Торжество?
С того,
Что справляют
Скворцы новоселье.
И только всего-то?
И только всего.
С того,
Что несется
Невзрачный
Бумажный
По речке ожившей
Кораблик отважный,
А волны и ветер
Качают его…
И только всего-то?
И только всего.
И только всего,
Что, как прежде красна,
Пришла,
Прилетела,
Вернулась весна.
Обыгрывая с удовольствием строчки стихотворения, С. Баруздин в названной статье находчиво продолжает его: «На мой взгляд, Игорь Мазнин талантливый поэт. И только всего-то? И только всего».
Творческие истоки Мазнина — в русском фольклоре. Он творчески впитал традиции русской классики XIX века, поэзии И. Бунина, С. Есенина, К. Чуковского, С. Маршака, С. Михалкова. Есть среди его стихов и то, что интонационно напоминает Д. Хармса, Введенского... Он очень интересен как переводчик Я. Райниса с латышского, И. Зидарова с болгарского, Ю. Марцинкявичуса, В. Пальчинскайте с литовского, Р. Десноса с французского... Великолепны переводы с чувашского и собственные стихи по мотивам чувашского фольклора. Например, «Уж мы холили коней», «Я осинушку срубил», «Как-то раз позвали нас...» — все они из книжки, названной так, как последнее из перечисленных стихотворений. Однако для нас ценнее не перечисление (его можно продолжать), а внимание к музыке, к интонации, которой великолепно владеет поэт. Интонации его стихов разнообразны, как и краски. Преобладают мажорные, лирические интонации. Поэт наблюдателен. Чувствует и звук, и тишину — кажущееся беззвучие. Требователен к слову, потому что слух его не прием-лет неоправданное нарушение интонации. Обусловленное же сюжетом, развивающейся мыслью движение — изменение интонации закономерно в его стихах.
Принято считать, что стихи для детей должны быть динамичны, их лексика — глагольна. Но вот безглагольные стихи И. Мазнина: «Тень и свет.../Березы, клены,/С родничком на дне овраг,/Что-то шепчущие кроны,/ Шелест листьев,/Шо-рох трав...» Вспоминается в этой связи: «Шепот, робкое дыханье,/ Трели соловья,/ Серебро и колыханье/ Сонного ручья...» И вот что интересно: интонация классического стихотворения не воспринимается как ушедшая, как лишь обращение к памяти. Не случайно, видимо, сегодня остро ощутима ностальгия по созерцанию красоты, ласкающей слух, глаз.
Интересно и то, что стихи И. Мазнина не воспринимаются как вторичное проявление давно ушедшего.Они рассчитаны на ребенка. А для него ново, необычно и радостно чувство и тени, и света, и «родничка на дне оврага».
Поэт имеет дар чувствовать, понимать ребенка, его глубинные движения души. Его образная мысль позволяет ребенку персонифицировать себя с лирическим героем стихотворений, например: «А я знаю./Сколько тонн/Весит слон: / Слон индийский — Двадцать тонн,/Африканский — Десять,/ А не веришь,/Сам поймай/И попробуй/Взвесить!» Это абсолютно по-детски и для детей. Аналогичные примеры можно видеть в книгах: «Я осинушку срубил», «Почему киты молчат?», «Прогулка по лесу», «Я склонился над цветком», «Как-то раз позвали нас». Каждая книга не только для ребенка. Она и на вырост. И для взрослых. Но всегда — откровенно и проникновенно обращена прежде всего именно к сегодняшнему ребенку. Вот еще пример:
Солнце в окошке,
Тень на дорожке,
Крик петушиный
Мурлыканье кошки.
Птица на ветке,
Цветок у тропинки,
Пчела на цветке,
Муравей на тропинке,
И рядышком — жук,
Весь покрытый загаром,
И все это — даром.
Вот так — ни за что!
Лишь бы жил я и жил,
Любил этот мир
И другим сохранил.
Удивительно ясно, четко и живописно передано подсознательное ощущение радости быть. Детской радости. И как к месту, как органична совсем не детская, казалось бы, оценочная мысль: «... все это — даром.../... Лишь бы жил я и жил,/Любил этот мир/И другим сохранил». Двуплановость текста, интонации и подтекста — органична. Правда, что поэт талантлив. «И только всего-то? И только всего».
В многоголосии поэзии для детей давно выделяется голос Валентина Дмитриевича Берестова (родился в 1928 году в городе Мещовске Калужской области, в семье учителя истории). Он узнаваем не только читателями. Его знают в лицо, потому что В. Д. Берестов нередко беседует с нами с телеэкрана. Многим знаком тембр его голоса по выступлениям на радио. Берестов популярен. И все же главное — В. Д. Берестов настоящий поэт, постоянно находящийся в движении к глубинам своего неиссякаемого, разноликого и специфически целостного таланта. Он еще и археолог-практик, и ученый. Берестов выпускает книги стихов и редактирует свои воспоминания для журнала «Знамя». Ездит в журнал «Веселые картинки» сочинять стихотворные подписи к картинкам. Он может и любит часами рассказывать о Пушкине. Он живет так, словно уверен, что его везде ждут, все ему всегда рады.
В 1957 году, когда В. Берестов был аспирантом исторического факультета МГУ им М. В. Ломоносова, он представил в «Новый мир» книгу стихов «Отплытие». Редактировал ее Михаил Светлов. Позднее сам Берестов рассказывал: «Вы слишком милый, — писал обо мне Светлов. — Вы скорей приятель, чем друг. Вы не можете взять меня за руку и повести... Когда я читаю Ваши стихи, мне кажется, что я в бою и я теряю оружие...» А я был рад! Я был рад! Мне всю жизнь это говорили, меня обсуждали в Доме детской книги, и мой друг, прекрасный писатель Юрий Коринец сказал так: «Берестов благостен и упорно мил. Хочется видеть рассерженного Берестова!» Правда, ему Амлинский сразу же возразил: «Видел рассерженного Берестова. Ничего интересного!..» Берестов любит играть с детьми. Именно так он сам называет свое литературное творчество для детей: «это игра с детьми». Он влюблен в них, как в «могучих мыслителей, фантазеров и любителей парадоксов». Он счастлив вместе с ними «заново открывать и осваивать мир». В этом и состоит зерно его поэзии. Он верит, что все дети, «если вслушаться в их разговоры во время игры или рисования, сами сочиняют стихи». Он рад признаться, что в его стихах выражается любовь к маленьким детям и «огромная благодарность им за те прекрасные часы, которые я имел честь и счастье проводить в их обществе».
В 1956 году имя В. Д. Берестова было впервые названо в докладе на Всесоюзном совещании молодых писателей — «талантливый поэт-археолог». Затем выходили книги и для взрослых, и для детей: стихи, переводы, проза, публицистика. Одно из ранних его стихотворений называется«Семена на снегу». Ключевое. Знак поэтического голоса: «Для невнимательного взора/Природа севера бедна./Но разве беден лес, который/Доверил снегу семена!..» Шестнадцать строк стихотворения рисуют пронзительную метафорическую картинку: в черном продрогшем лесу падают на снег бездыханные семена. Безрассудство? Или неумолимый закон природы — победа тепла и жизни? Семена падают в снег, «зная», что наступит весна, будет пробуждение. Снег растает, и семена примет отдохнувшая земля. Вера в неизбежность весны, обновления природы. Вера в ее животворящую силу. С этим Берестов пришел в литературу. Таков он и сегодня.
Еще в 60-е годы Илья Зверев сказал о В. Берестове — умный поэт: «Умный поэт — если он действительно умный и поэт — двойная радость». Критик имел в виду, что В. Берестов не только чувствует, но и понимает жизнь, докапывается, как в старину говорили, умственным взором до самой сердцевины. Археология укрепила в нем аналитический, исследовательский дар, страсть к жизни — романтическое ее восприятие. Романтика Берестова горяча, осязаема, заразительна. Важно, что поэту веришь, даже если он утверждает то, что тебе недоступно: «А я загрустил, как верблюд в зоопарке./О жарких песках и далеких путях». Увлекательно и такое вот открытие поэта-археолога, наткнувшегося на разбитых глиняных богов:
«Видать, в один прекрасный день,/Не допросившись чуда,/Их били все, кому не лень,/Как бьют со зла посуду».
Своеобразны ироничные зарисовки-размышления Берестова. В них как будто не одна, а две и три глубины. Например, притча про портного, который пришил собаке пятую ногу. Вроде бы просто смешно: собака как-то свыклась с пятой ногой — ненужной, постылой. А искусник портной ногу эту отнял. И собака околела от боли, потеряв ногу, мешавшую ей бегать. Есть над чем подумать: «... Как видно, пятая нога,/Пришитая искусно,/Бывает тоже дорога,/И это очень грустно». Поэт заставляет задуматься. Но иронизирует над примитивным использованием литературы в роли няньки, над подменой поиска смысла назиданием: «Жил-был на свете/Петя петушок./Он вовремя просился на гор-шок./Иван-царевич/ Спать ложился рано./Бери пример/С царевича Ивана...»
Помогает поэт, играя, научиться видеть себя со стороны, смотреть глазами «из себя — на себя» и «на себя — от другого»: «Несут меня ходули./Кричат ребята: «Слазь!»/Боюсь, не упаду ли/С ходулей/Прямо в грязь./И сразу позабудут,/Как важно я ходил./Но долго помнить будут,/Куда я угодил...» Здесь — не только анализ факта и его ближнего следствия, но и вторая глубина: работа воображения, нацеленная на дальнюю перспективу последствий падения в грязь с костыльной высоты. Мягкий юмор, обращенный к способности самоанализа, свойствен многим стихам, привлекающим ребенка игровой конкретностью. Вот «Картинки в лужах»:
В лужах картинки!
На первой — дом,
Как настоящий,
Только вверх дном.
Вторая картинка.
Небо над ней,
Как настоящее,
Даже синей
Третья картинка.
Ветка на ней,
Как настоящая,
Но зеленей.
А на четвертой
Картинке
Я промочил
Ботинки.
Это стихотворение увлекает и как игра, и потому, что в нем — неожиданность: четвертая картинка — уже не картинка, а малоприятный факт, всем-всем хорошо известный. Есть неожиданности и другого свойства — остроумные и сказочные одновременно. Вот «Весенняя сказка»: «Дружно/Ударились/Рыбы/Об лед./И на реке/Начался/Ледоход». Ее можно воспринимать как каламбур, как шутливую этимологию. В любом случае литературная зарисовка мила, зрима, адресована воображению. В этом же жанре — миниатюра «Снегопад»:
«День настал./И вдруг стемнело./Свет зажгли. Глядим в окно./ Снег ложится белый-белый./Отчего же так темно?» Живописно? Да. Лирично? Да. И вместе с тем — считалочка. А главное — пробуждает наблюдательность. Умение замечать необычное рядом, умение удивляться. Задавать себе вопросы и самому искать ответ на них. В этой же интонации — большая серия миниатюр о предметах домашнего быта, о животных, птицах, о рыбке, о пингвине... и о «Тучке»: «Тучка с солнышком опять/В прятки начали играть./Только солнце спрячется,/Тучка вся расплачется./А как солнышко найдет-ся,/В небе радуга смеется». Здесь, кажется, — вся радость жизни словно на ладони: бери, будь счастливым. Смотри, даже тучка с солнцем играют вместе, скучают друг без друга. Прячутся, но не расстаются...
В 1977 году издательство «ACT-Пресс» выпустило однотомник стихов В. Берестова в серии «Любимые поэты». Уважаемые коллеги, посмотрите этот и другие поэтические однотомники названной серии — книги стихов: С. Маршака, А. Бар-то, Б. Заходера, Е. Благининой, С. Михалкова, В. Лунина, К. Чуковского, И. Токмаковой, Э. Мошковской...
***
Немало поэтов интересных и разных. Если увиденное, прочувствованное, понятое ими мы делаем, пусть в малой мере, своим, наша жизнь становится счастливее.
Уважаемый читатель, коллега! Каждому из вас желаем найти свою радость в освоении, в изучении великого искусства — искусства слова.
Примечания
[cxlii] Баруздин Сергей. «Давайте будем...». Заметки о творчестве Игоря Мазнина/УДетская литература. — 1988. — № 7. — С. 25.