МОСКОВСКИЙ СБОРНИК
Том первый. Сочинения: К. С. Аксакова,
И. С. Аксакова, П. Д. Беляева, И. В. Киреевского,
П. В. Киреевского, А. И. Кошелева, С. М. Соловьева,
А. С. Хомякова. Москва, 1852
«Московский сборник» начинается статьею «Несколько слов о Гоголе», к сожалению, весьма бедною фактами, которые всего важнее в статьях такого рода.
Статья г. И. Киреевского «О характере просвещения Европы и его отношении к просвещению России» имеет целию доказать, что просвещение в России может иметь свой особенный характер и развиваться независимо от просвещения европейского. Любопытствующие узнать доказательства г. Киреевского могут обратиться к самой книге; мы же представляем результат рассуждений в доказательстве автора:
«Но корень образованности России живет еще в ее народе, и, что всего важнее, он живет в его святой православной церкви. Потому на этом только основании, и ни на каком другом, должно быть воздвигнуто прочное здание просвещения России... Построение же этого здания может совершиться тогда, когда тот класс народа нашего, который не исключительно занят добыванием материальных средств жизни и которому, следовательно, в общественном составе преимущественно предоставлено значение вырабатывать мысленно общественное самосознание, — когда этот класс, говорю я, до сих пор проникнутый западными понятиями, наконец полнее убедится в односторонности европейского просвещения; когда он живее почувствует потребность новых умственных начал; когда с разумною жаждою полной правды он обратится к чистым источникам древней православной веры своего народа и чутким сердцем будет прислушиваться к ясным еще отголоскам этой святой веры отечества в прежней родимой жизни России. Тогда, — вырвавшись из-под гнета рассудочных систем европейского любомудрия, — русский образованный человек в глубине особенного, недоступного для западных понятий, живого, цельного умозрения святых отцов церкви найдет самые полные ответы именно на те вопросы ума и сердца, которые всего более тревожат душу, обманутую последними результатами западного самосознания. А в прежней жизни отечества своего он найдет возможность понять развитие другой образованности.
Тогда возможна будет в России наука, основанная на самобытных началах, отличных от тех, которые нам предлагает просвещение европейское. Тогда возможно будет в России искусство, на самородном корне расцветающее. Тогда жизнь общественная в России утвердится в направлении, отличном от того, какое может ей сообщить образованность западная.»
Статья г. Аксакова «О древнем быте у славян вообще и у русских в особенности (по поводу мнений о родовом быте)» имеет целью опровергнуть мнение новейших наших историков, признающих родовой быт главною основою устройства древней Руси, По этому поводу г. Аксаков разбирает поочередно доводы представителей этого мнения: гг. Соловьева, Кавелина, Калачова, Афанасьева и др(угих), и заключает свою статью следующими словами: «Русская земля была изначально наименее патриархальная — наиболее семейная и наиболее общественная (именно общинная) земля». Входить в подробное разбирательство опровержений одного мнения и доказательств в пользу другого, предлагаемого взамен первого, неудобно в коротком журнальном обзоре, да и не предстоит особенной надобности: статья г. Аксакова, вероятно, вызовет опровержение со стороны которого-нибудь из ученых, поддерживающих мнение о родовом быте, к которым г, Аксаков прямо обращается в своей статье, и этот голос будет более интересен для публики.
Переходим с удовольствием к статье под названием: «Поездка русского земледельца в Англию и на Всемирную выставку» А. Кошелева. Дельность суждений и замечаний, верный практический взгляд автора на многие вопросы сельского хозяйства, наконец, самая форма изложения — дают этой статье, бесспорно, первое место между статьями, появившимися на русском языке по поводу Всемирной выставки. И вообще так называемая «литература промышленности и сельского хозяйства» получила в ней такое приращение, которым, по справедливости, может гордиться. Не говоря уже о сельских хозяевах, которые будут читать эту статью с большим любопытством, каждый образованный и любопытный человек поблагодарит за нее автора. К статье приложено множество политипажных чертежей, дающих наглядное понятие о различных земледельческих орудиях, которые видел автор на Всемирной выставке и которых частию накупил с намерением делать пробы в своем рязанском имении. Оставляя в стороне эту часть, как интересную по преимуществу только для специалистов, приводим следующий отрывок, который может заинтересовать и неспециалиста-хозяина:
«Сегодня я решился не посещать выставки, а в 3-м часу отправился для осмотра образцового крестьянского домика (cottage), выстроенного насупротив Хрустального дворца иждивением принца Алберта и под личным его наблюдением. ‘Для лучшей оценки достоинств этого cottage надобно знать обстоятельства, предшествовавшие сей постройке.
В последнее время обратили в Англии большое внимание на усовершенствование помещений для рабочего народа как в городах, так и в деревнях. Для улучшения быта рабочих составилось в 1844 году общество (for improving the condition of the labouring classes) под председательством принца Алберта. Богатые и среднего состояния люди, лорды и банкиры, земледельцы и фабриканты, ученые и торговцы приняли в этом деле самое живое участие. Значительные денежные суммы составились из добровольных пожертвований; явилось множество книг, книжонок и журнальных статей с добрыми советами и умными предложениями; сделано много опытов как в Лондоне, так и в провинциях с целью доставить удобные и дешевые помещения для рабочего народа. В столице выстроено несколько домов для семейных людей, для холостых и вдовых мужчин и женщин. Цена за квартиры оставлена прежняя, без малейшего повышения; но каждое семейство вместо одной сырой, тесной, душной комнаты получило отдельное помещение — одну общую жилую комнату (living room) с несколькими спальнями (bedrooms), а холостым и незамужним — каждым в особых домах — даны отдельные комнатки с постелью и всею нужною принадлежностию. Всюду проведена вода: ватерклозеты, помойные ящики устроены, где нужно; не забыта и баня; роскоши нет нигде и ни в чем, но все жизненные потребности удовлетворены с смыслом и доброжелательством. Необходимые условия для здоровья; сухость, проветривание (ventilation) и надлежащий простор соблюдены здесь вполне. Даже в мелочах все придумано для спокойствия живущих; видно, что избежание лишних расходов одно полагало границы на английскую изобретательность. Правила сожительства коротки, умны и все удобоисполнимы. Каждый сохраняет полную свободу в своем образе жизни, и положены этой свободе лишь такие ограничения, которые необходимы для спокойствия общего, т. е. каждого из живущих. Я посетил два таких дома (near Bagnigge Weis, Pentonville, и in Spitalfields) и из обоих вышел глубоко проникнутый благоговением к мысли, исполненной с полным ее сознанием, с истинною любовью к добру и с местною обдуманностию. Вне Лондона, во внутренности Англии, сделано еще более опытов в устройстве удобных помещений для рабочего народа. Герцог Бетфорд обратил на этот предмет особенное внимание; он уже выстроил в своих землях до 100 крестьянских домов (cottages), отличающихся как удобствами для жизни рабочих, так и соответственностию требованиям гигиены. В отношении своем к президенту Королевского общества сельского хозяйства он говорит: «При постройке этих cottages моя постоянная мысль была приобщить сельское народонаселение к пользованию выгодами и удобствами того благосостояния, которым мы наслаждаемся, и утвердить между владельцами, наемщиками земли и рабочими то взаимное благорасположение, которого равно требуют здравая политика и высшие побуждения человеколюбия». Герцог Нортумбер- ланд не замедлил последовать благому примеру герцога Бетфорда и устроил у себя по его образцу много таких cottages. Другие землевладельцы также пошли этим путем, и теперь, во многих краях Англии, уже построены для рабочих дома удобные и для здоровья благоприятные. Но не все опыты были равно удачны; много встретилось затруднений и неудобств, которые нужно было устранить. В последнее время напали на разные счастливые мысли по этому предмету, и в числе их одна из самых обильных последствиями есть изобретение полых кирпичей, т. е. с пустотою внутри (hollow bricks). Заметили, что дома рабочих обыкновенно сыры, что воздух в них тяжел и смраден и что все деревянное очень скоро приходит в гнилость. При сломках этих строений увидели, что кирпичи превратились в несженую глину, которая, как губка, принимает в себя сырость. Сделали опыт: выстроили дом из кирпичей, коих середка, т. е. внутренность, была пуста; пол был выстлан такими же кирпичами. Последствия этого опыта были самые удовлетворительные: дома с первого года оказались сухими, теплыми и удобными во всех отношениях. Одно было неудобство — дороговизна сего рода кирпичей, делаемых станками и руками. К счастию, английская изобретательность вскоре пришла на помощь, изобрели машины, которые легко и поспешно делают кирпичи с такою пустотою, какая нужна по роду постройки и употребления. Выгоды этого рода построек, опытом доказанные, суть следующие: 1-я — сухость, потому что посредством трубок, образованных пустотою, всякая сырость вытягивается; 2-я — теплота, потому что пустота в кирпичах менее пропускает холод и стены остаются недоступными морозу, так что до 1 /з расходов на отопление было сбережено жильцами этих домов; 3-я — дешевизна постройки, потому что стали класть стены тоньше, что известки на заливку более не требовалось и на стены нужно было одною третью меньше, и что пол начали делать не из дерева, которое в Англии чрезвычайно дорого, а из полых кирпичей; и, наконец, 4-ая выгода этих построек та, что стены из полого кирпича не пропускают звуков и что разные семьи или лица, живущие в одном доме, друг друга не тревожат шумом. На выставку представлено было много образцов этих полых кирпичей, а также выставлены были и самые машины, посредством которых делались эти кирпичи. Три машины, как я уже прежде сказал, получили медали. Принц Алберт для лучшей наглядности всех удобств этого дюда построек приказал выстроить близ самой выставки строго хозяйственным образом прекрасный cottage для четырех рабочих семейств. Для каждой семьи назначено было особое отделение, состоящее из прихожей, общей жилой комнаты (living room), трех спален с железными кроватями, из кухни, ватерклозета и места для умывания. Постройка всего дома обошлась в Лондоне в 400 ф(унтов) ст(ерлингов), что составляет 100 ф(унтов) ст(ерлингов) на каждую семью. Для нас эта сумма кажется очень значительною, но в Англии все дивились дешевизне этой постройки. С утра до вечера этот cottage был полон посетителями, и едва можно было улучить время для несколько обстоятельного осмотра этой замечательной постройки. В этом доме все сделано или из кирпича, или из железа: дерева вовсе нет, так что здание совершенно несгораемо. Пол выстлан облитым кирпичом; потолок сделан из особых полых кирпичей, имеющих форму, подобную кирпичам, употребляемым для сводов и колонн. Крышки нет: свод сверху покрыт особым цементом, известным под названием металлической лавы. Стены сложены толщиною в два кирпича, которые кладутся вдоль. Длина кирпича 12 дюймов, а ширина 41/2- Известки кладут очень мало — только для связи кирпичей. Для придачи большей крепости стенам строение сверху связано чугунными полосами. Второй этаж расположен совершенно так же, как и первый, и каждое отделение содержит в себе одинаковое число комнат и снабжено одними и теми же удобствами. Вода всюду проведена посредством глинянных труб. Этот образцовый cottage отделан во всех отношениях превосходно, т. е. без всякой роскоши, с полным вниманием к нуждам жильцов, и хотя сделан напоказ, но ничего в нем не было сделано собственно с этой целию.»
«Псков и Ливония» — новое произведение писателя, стоящего во главе современных деятелей по русской истории. Читатели «Современника» хорошо знакомы с талантом г. Соловьева, неутомимо и добросовестно разрабатывающего различные эпохи русской истории и печатающего свои исследования по мере изготовления их. Новый труд ученого профессора отличается такою же дельностию, как и предыдущие его труды.
Статьею г. Беляева «Служилые люди в московском государстве, слуги или дворяне, а впоследствии дети боярские» заключается прозаический отдел «Московского сборника». Стихотворный составляют четыре народные песни (из приготовляемого к изданию «Собрания» П. В. Киреевского); отрывки из первой части «Бродяги, очерка в стихах» И. С. Аксакова и, наконец, два небольших стихотворения: одно г. Аксакова, другое г. Хомякова.
Народным песням предпослано предисловие, написанное г. Хомяковым. В этом предисловии говорится о многом, а более всего о славянской археологии и о русском языке.
Конечно, — говорит автор, — нельзя отрицать великого поэтического достоинства в песнях о нибелунгах и о сильных богатырях древней Германии, нельзя спорить об историческом достоинстве произведений народной поэзии, собранных трудолюбием таких людей, как Фо- риель; но должно признаться, что, обогащая мир художества и науки, они не вносят ничего живого в самую жизнь. Язык немецкий или французский не примет уже в себя новых животворных стихий из языка труверов или поэм о Гудруне; мысль не получит нового настроения; быт не освежится и не окрепнет. Minimi кентских саксов, товарищей мифического Генгйста, груды каменного угля, открытые в римских плавильнях (открытие удивительное, при молчании римских писателей о каменном угле), вдохновенные песни Аневрина или Лливарк—Гена, неожиданные следы великого значения васков в Южной Франции, любопытные рукописи средневековых монастырей, сказки Вандеи или Бельгии (которых значение еще совсем не оценено), все сказочные или исторические песни о богатырях или героях Германии, все миннезингеры и певцы городские принадлежали к тому же разряду приобретений, к которому относятся камни Ниневии, гиероглифы долго безмолвствовавшего Египта, утешительные для ученого, поучительные для пытливого ума, почти и — можно даже сказать—вполне бесполезные для бытового человека».
Все это клонится к тому, чтоб сказать, что изучение русских старинных песен может принести гораздо более пользы русскому языку, чем принесли ему труды филологов и усилия даровитых и даже гениальных русских писателей. Г-н Хомяков следующим образом характеризует современное русское наречие.
Созданное в гостиных, в которых недавно еще говорили только по-французски и теперь еще говорят наполовину не по-русски, обделанное и подведенное под правило грамотеями, совершенно незнакомыми с духом русского слова, похожее на речь иностранца, выучившегося чужому языку, которого жизни он себе усвоить не мог, мертвое и вялое, оно выдает себя за живой русский язык: воздушная и нарумяненная кукла, подделанная под одушевленного и здорового человека. Но, вот раздается песнь народная...» и проч(ее), и проч(ее).
Насколько в этом правды и насколько преувеличения, каждый увидит сам: нам кажется, что не обижая старинных песен, можно было бы допустить некоторую роль в усовершенствовании русского языка и русским писателям — хоть для выражения новых идей и понятий, которых не было, когда старые песни были новы. Но г. Хомяков думает совершенно иначе. Он не только не допускает, чтоб язык старинных песен не был достаточным для выражения этих новых идей и понятий, но даже утверждает, что старинные песни уясняют наши понятия и расширяют нашу мысль. Вот его собственные слова:
«... сказки, песни языком своим, содержанием, чувством пробуждают в нас заглохнувшие силы: они уясняют наши понятия и расширяют нашу мысль...» и проч(ее) (стр. 324).
Но перейдем от предисловия к самим песням, которые действительно замечательны. Лучшая из них — песня про Илью Муромца; выписываем кратчайшую — «Святочную»:
Святочная
(Поется, когда ходят по домам поздравлять с праздником.)
В Соборе у Михайла Архангела,
Что у ранней Рождественской заутрени,
Незнакомый молодец Богу молится,
С горючими слезами поклоняется,
У него в три ряда русы кудри завиваются.
Во первый ряд завивались чистым серебром,
Во второй ряд завивались красным золотом,
Во третий ряд завивались скатным жемчугом.
Впереди его стояли попы, дьяконы,
По праву руку стояли князья, бояре,
По леву руку стояли друзья, братья.
Позади его стояли православны христиане.
Еще князья, бояре дивовались молодцу;
Еще гости торговые позавидовали:
Не зоря ли тебя, молодец, спородила?
Не часты ли мелки звезды убаюкивали,
Не светел ли тебя месяц воспоил, воскормил?»
— Уж вы князья, бояре,
Неразумные гости торговые:
Что на свет меня родила родна матушка,
Воспоил, воскормил родной батюшка,
Убаюкивала нянька, мамушка,
Что чесала буйну голову родная сестра,
Завивала русы кудри моя суженая! . . —
Затем будь же здоров, добрый молодец,
На житье, на бытье, на богатество! . .
Г-н Аксаков поместил в «Сборнике» только «отрывки» из своей поэмы «Бродяга», — отрывки, из которых даже с трудом угадывается мысль произведения. Следовательно, мы можем говорить только об отдельных картинах, попадающихся в отрывках, и о достоинстве стиха. Прежде всего скажем для тех, кто не читал прежних «Московских сборников» (ибо нам помнится, что г. Аксаков нигде не печатал своих стихотворений, кроме «Московских сборников»), что г. Аксаков поэт с несомненным дарованием; в его стихах всегда есть мысль, и это главное их достоинство; недостаток их — отсутствие счастливых, чисто поэтических оборотов; прозаическая сухость стиха, носящего признаки трудной работы, с которою не всегда удачно справляется автор, вследствие того холодность и недоделанность стихотворения в целом. Эти общие замечания о произведениях г. Аксакова прилагаются и к его «Бродяге»; в этом произведении или, правильнее, в отрывках, которые мы знаем, есть стихи чрезвычайно хорошие, есть посредственные и есть вовсе неудачные. Мы остановимся на первых. Лучшим местом в отрывках из «Бродяги» мы почитаем следующие две строфы, характеризующие шоссе и проселок:
Прямая дорога, большая дорога!
Простору немало взяла ты у бога.
Ты вдаль протянулась, пряма как стрела.
Широкою гладью, что скатерть, легла!
Ты камнем убита, жестка для копыта,
Ты мерена мерой, трудами добыта! . .
В тебе что ни шаг, то мужик работал:
Прорезывал горы, мосты настилал;
Все дружною силой и с песнями взято, —
Вколачивал молот, и рыла лопата,
И дебри топор вековые просек...
Куда как упорен в труде человек!
Чего он не сможет, лишь было б терпенье,
Да разум, да воля, да божье хотенье! . .
А с каменкой рядом, поодаль немножко,
Окольная вьется живая дорожка!
Дорожка, дорожка, куда ты ведешь,
Без званья ли ты иль со званьем слывешь?
Идешь, колесишь ты, не зная разбору,
По рвам и долинам, чрез речку и гору!
Не много ты места себе отняла:
Простором тележным легла, где могла!
Тебя не ровняли топор и лопата,
Мягка ты копыту и пылью богата,
И кочки местами, и взрежет соха...
Грязна ты в ненастье, а в вёдро суха! . .
Прочитав этот отрывок, читатель уже не усомнится, что имеет дело с поэтом даровитым. Приводим другой отрывок, в котором не без искусства обрисован жаркий летний полдень в деревне:
Сиял, безоблачен, свод неба голубой,
На полдень солнце становилось.
Ни звуков, ни речей: палит и пышет зной,
Все будто спит иль притаилось;
Жара и тишина! Манит издалека
Безмолвный лес прохладной тенью;
Катилась медленно ленивая река,
Послушна вечному стремленью! . .
Крутого берега белеется отвес,
Водами вешними обмытый;
На нем село; за ним, подале, виден лес;
Внизу копытами изрытый
Песок; вверх от реки ползут на косогор
Дорожек узкие извивы,
А там отлогой скат, за ним лежит простор
И все луга, луга да нивы! . .
Благоприятный день! крестьяне дорожат
Такими днями сенокоса,
И ни души в селе! разбросаны лежат
Телеги, снятые колеса.
Да по плетню кой-где развешано белье,
Под ним разостланы полотна;
Но тихо все кругом и всякое жилье
Глядит так сонно, так дремотно!
Томит безветрие. Луч солнца на песке
Так горячо, так ярко блещет...
Лишь изредка порой послышится в реке,
Как будто кто, купаясь, плещет! . .
Запел петух, другой. Окрестных деревень
Поочередно, друг за другом,
Пропели певуны. На половине день.
Пора труды сменять досугом! . .
Да вот они! Из-за холмов
Несутся глухо гул и ропот,
И слышен в поле дружный топот
Под лад ступающих шагов,
Домой косцы спешат собором
И, песню подхвативши хором,
Поют...
Рядом с этой картиной интересен очерк деревенского вечера:
Жар свалил. Повеяла прохлада.
Длинный день покончил ряд забот;
По дворам давно загнали стадо,
И косцы вернулися с работ.
Потемнеть заря уже готова:
Тихо все. Час ночи недалек.
Подымался и улегся снова
На закате легкий ветерок! . .
Говор смолк: лишь изредка собачий
Слышен лай; промолвят голоса...
Пыль слеглась: остыл песок горячий.
Пала сильно на землю роса.
По краям темнеющего свода
Тени все, широкие, слились;
Встретить ночь готовится природа,
Запахи отвсюду понеслись.
В тишине жизнь новая творится:
Зрячею проснулася сова.
И встает, и будто шевелится,
И растет, и шепчется трава! . .
Где ж крестьяне? День работав бодро,
Все теперь за ужином они:
Толк идет, чтоб устояло вёдро,
Нет, уж дождь их к утру не разбудит,
Облака давно сбежали прочь! . .
Что за вечер! . . И какая будет
Теплая и месячная ночь!
Из этих двух отрывков видно, что искусство рисовать картины природы не чуждо г. Аксакову. Теперь приведем отрывок другого рода. В мирской сходке, собравшейся по поводу бегства Алексея, очень хорошо следующее место:
Вишь, и ее нелегкая
Туды ж несет на сходбище:
Кузьмы Петрова, старосты,
Жена его, Пахомовна!
Какая баба тучная,
Какая баба сплетница!
Сварлива и назойлива:
Когда другой ругается
Подругивать охотница! . .
Пришел Матвей, пришел Лукич,
И слышит он укорные
Себе слова позорные:
Что сына он сберечь не мог,
Не вразумлял терпению;
Что миру провинился он,
Убавил им работника!
Такой сякой и ты и сын! . .
Бурмистр Корнил ругается,
Кузьма Петров ругается,
А тут же и Пахомовна!
Не выдержал Матвей Лукич,
Вдруг на нее накинулся:
«Молчи ты, ведьма старая,
Вишь, отощала, постница!»
И гул пронесся хохота,
Смеются все над бабою,
Над бабою Пахомовной!
На страницах 411 и 412 заметили мы, конечно, трудные и, может быть даже новые, но тем не менее вычурные рифмы, к которым, думаем, не должно прибегать поэту с истинным дарованием. Эти украшения можно оставить тем поэтам, о которых можно сказать их же собственными словами:
С какой-то пресностью магнезии
Тоска тоскует в их стихах!
Заключим наш краткий обзор «Московского сборника» стихотворением г. Хомякова «Мы род избранный». Хотя мысль в нем не нова и даже у самого г. Хомякова повторяется уже вторично (помнится, та же самая мысль развита в известном стихотворении г. Хомякова «Гордись! тебе льстецы сказали...»), хотя изложение его также не отличается ничем особенным, кроме обычной этому поэту плавности и благозвучности, но как и самая благозвучность стиха — редкость в современной нашей поэзии, то мы думаем, что наши читатели прочтут его не без удовольствия.
«Мы род избранный, — говорили
Сиона дети в старину. —
Нам божьи громы осушили
Морей волнистых глубину.
Для нас Синай оделся в пламя,
Дрожала гор кремнистых грудь,
И дым, и огнь, как божье знамя,
В пустынях нам казали путь.
Нам камень лил воды потоки,
Дождили манной небеса.
Для нас закон, у нас пророки,
В нас божьей силы чудеса».
Не терпит бог людской гордыни;
Не с теми он, кто говорит:
«Мы соль земли, мы столб святыни,
Мы божий меч, мы божий щит!»
Не с теми он, кто звуки слова
Лепечет рабским языком,
И, мертвенный сосуд живого,
Душою мертв и спит умом.
Но с теми бог, в ком божья сила,
Животворящая струя,
Живую душу пробудила
Во всех изгибах бытия.
Он с тем, кто гордости лукавой
В слова смиренья не рядил,
Людскою не хвалился славой,
Себя кумиром не творил;
Он с тем, кто духа и свободы
Ему возносит фимиам;
Он с тем, кто все зовет народы
В духовный мир, в господень храм!
Примечания
Печатается по тексту первой публикации.
Впервые опубликовано: С, 1852, № 5 (ценз. разр. 30 апреля 1852 г.), отд. IV, с. 9—21, без подписи.
В собрание сочинений включается впервые.
Автограф не найден.
Авторство Некрасова устанавливается предположительно на основании совпадения упоминавшегося в комментируемой рецензии сюжета о публикации И. С. Аксаковым своих стихотворений в «Московских сборниках» («... нам помнится, что г. Аксаков нигде не печатал своих стихотворений, кроме „Московских сборников"...», с. 161) с аналогичным эпизодом, содержащимся в письме Некрасова к Тургеневу от 15—17 июня 1856 г., в котором Некрасов, имея в виду один из сборников «Для легкого чтения», издававшихся в 1854—1857 гг., просил своего адресата: «... если будешь писать к Ивану Аксакову, спроси его, не хочет ли он дозволить мне перепечатать из разных московских сборников его стихотворения?» В ответном письме из Спасского от 10(22) июля 1856 г. никаких упоминаний о стихотворениях Ивана Аксакова нет, возможно потому, что последний с весны по декабрь 1856 г. находился на юге России в составе Серпуховского ополчения и Следственной комиссии по делу о злоупотреблениях интендантства во время Крымской войны, а в начале 1857 г. отправился в длительное заграничное путешествие. Ясно одно: и автору комментируемой рецензии, и Некрасову — автору письма к Тургеневу стихотворения И. С. Аксакова были известны только по «Московским сборникам».
В сборнике «Для легкого чтения» стихотворения И. С. Аксакова не появились. Возможно и потому, что еще в 1846 г. молодой поэт отказался от намерения напечатать свои стихотворения отдельной книгой, считая их незначительными.
Строгий критик своих произведений И. С. Аксаков в 1840— 1850 гг. публиковался не часто и преимущественно в следующих изданиях славянофильской ориентации: Московский литературный и ученый сборник. М., 1846, Московский литературный и ученый сборник на 1847 год (три стихотворения), Московский сборник, т. 1. М., 1852 (стихотворение «Могучим юности призывам...» и несколько отрывков из 1-й части поэмы «Бродяга» общим объемом около 990 строк).
Хотя стихотворения молодого поэта печатались и в других изданиях (в частности, в № 2 «Москвитянина» за 1845 г. (с. 64) было опубликовано его стихотворение «Христофор Колумб с приятелями»; в № 11 «Современника», издаваемого П. А. Плетневым (ценз. разр. 1 июля 1846 г.), — два стихотворения: «Бывает» и «Совет» (226—227, 231); в сборнике «Киевлянин» (кн. 3. М., 1850, с. 189, 211), издаваемом М. А. Максимовичем — «Поэту-художнику» и «Свой строгий суд остановив...» под названием «К NN»; в кн. 5 «Киевлянина» (М., 1850, с. 190) — стихотворение «Отдых»), автору комментируемой рецензии, так же как и Некрасову в 1856 г., они могли быть неизвестны или не представлялись существенными. Дополнительным аргументом авторства Некрасова является и сходство высокой оценки поэтического дарования И. С. Аксакова в комментируемой рецензии («поэт с несомненным дарованием, в его стихах всегда есть мысль, и это главное их достоинство» (...) «поэт с истинным дарованием...», с. 161) с аналогичным суждением в «Заметках о журналах за апрель 1856 года» по поводу стихотворений И. Аксакова «Усталых сил я долго не жалел...» (1850), «Добро б мечты, добро бы страсти...» (1853): «Давно не слышалось в русской литературе такого благородного, строгого и сильного голоса» (наст, изд., т. XI, кн. 2, с. 256).
В пользу авторства Некрасова косвенно свидетельствуют также обильные цитаты из поэмы И. С. Аксакова «Бродяга» в комментируемой рецензии. Очевидно, что будущему автору «Кому на Руси жить хорошо» были близки и интересны и тема странствий по России героя поэмы (по словам Аксакова, замысел поэмы «дает (...) возможность сделать стихотворное описание русской природы и русского быта в разных видах»), и поиски И. С. Аксаковым своеобразных стиховых средств при написании поэмы, его обращение к «складу русской песни» (см.: Аксаков И. С. Письма к родным. 1844 —1849. М., 1988, с. 507, 442).
С. 154. «Московский сборник» начинается статьею «Несколько слов о Гоголе», к сожалению, весьма бедною фактами... — Редакционная статья «Несколько слов о Гоголе» принадлежала И. С. Аксакову. В ней речь шла о Гоголе — «великом писателе», «метко и неумолимо каравшем человеческое ничтожество», «пошлость и ничтожество современного общества» (с. X, VHI). Статья была опубликована (ценз. разр. сборника — 17 марта 1852 г.) в период, когда имя Гоголя было под запретом. Известно, что Тургенев был арестован за публикацию в «Московских ведомостях» (1852, 13 марта, № 32) «Письма из Петербурга» (о смерти Гоголя), запрещенного С. -Петербургским цензурным комитетом. «Московский сборник» вызвал недовольство «бутурлинского комитета», Л. В. Дубельта и П. А. Ширинского-Шихматова. Статья И. С. Аксакова была признана не- благономеренною на том основании, что в ней «расточаются безмерные и вредные похвалы Гоголю» (см.: Сухомлинов М. И. Из литературы сороковых и пятидесятых годов. (Появление в печати сочинений Гоголя). — ИВ, 1881, № 2, с. 350; Дементьев А. Г., Пирожкова Т, Ф. И. С. Аксаков и его письма к родным. — В кн.: Аксаков И. С. Письма к родным. 1844 — 1849. М., 1988, с. 521 — 522).
Ср. одобрительный отзыв А. Д. Галахова о статье И. С. Аксакова в ненапечатанной, возможно запрещенной цензурой, рецензии на «Московский сборник», предназначавшейся для № 8 «Отечественных записок» за 1852 г. (см.: Егоров Б. Ф. Неопубликованная рецензия А. Д. Галахова на «Московский сборник» 1852 года. — Науч. труды Куйбышевск. пед. ин-та, 1974, т. 136, с. 34), и М. П. Погодина, который писал в запрещенной цензурой рецензии: «Жаль, что краткость статьи помешала автору выразиться яснее и отчетливее» (Барсуков Н. П. Жизнь и труды М. П. Погодина, т. XII. СПб., 1897, с. 112).
С. 154. «Но корень образованности России живет еще в ее народе со какое может ей сообщить образованность западная». — Цитируется статья И. В. Киреевского »0 характере просвещения Европы и о его отношении к просвещению России» (Московский сборник, т. 1, с. 66—67).
С. 155. «Русская земля была изначала наименее патриархальная со (именно общинная) земля». — Цитируется статья К. С. Аксакова «О древнем быте у славян вообще и у русских в особенности (по поводу мнений о родовом быте)» (Московский сборник, с. 139).
С. 155. Переходим с удовольствием к статье под названием «Поездка русского земледельца в Англию и на Всемирную выставку» А. Кошелева, со первое место между статьями, появившимися на русском языке по поводу Всемирной выставки. — Первая Всемирная промышленная выставка была организована в Лондоне в 1851 г. См. о ней статью А. Де Валона «Прогулка вокруг света в здании Лондонской выставки» (С, 1851, № 8, отд. VI, с. 136—154; № 9, отд. VI, с. 13 — 33).
С. 156. «Сегодня я решился не посещать выставки со но ничего в нем не было сделано собственно с этой целью». — Цитируется статья А. И. Кошелева (Московский сборник, т. 1, с. 191 — 197).
С. 158. «Псков и Ливония» — новое произведение писателя, стоящего во главе современных деятелей по русской истории. Читатели «Современника» хорошо знакомы с талантом г. Соловьева... — В «Современнике» публиковались следующие труды С. М. Соловьева: «Даниил Романович, король Галицкий» (1847, № 2, отд. II, с. 109— 124), «Обзор событий русской истории от кончины царя Феодора Иоанновича до вступления на престол дома Романовых» (1848, № 1—4, отд. II; 1849, № 1 — 3, 11—12, отд. И; 1851, № 9, отд. II); «Обзор царствования Михаила Феодоровича Романова» (1852, № 1, отд. И, с. 1 — 50; № 2, отд. И, с. 79—122). Здесь часто печатались и рецензии на его книги. См., например: История России с древнейших времен. Соч. С. Соловьева, т. 1. М., 1851. — С, 1851, № 10, отд. V, с. 61; Афанасьев А. Н. История России с древнейших времен. Соч. С. Соловьева. — С, 1852, № 10, отд. III, с. 17—36 и др. Ср. высказывание Некрасова о трудах С. М. Соловьева в письме к А. Н. Афанасьеву от 5—6 декабря 1849 г. в связи с частью «Обозрения русской литературы за 1849 г.», написанной Афанасьевым: «Упомяните о Соловьеве да и вообще о журнальных статьях по истории в науках и в критике. (...) Мне кажется, что работы по русской истории есть самое лучшее, самое главное и самое характерное в нашей литературе последних двух или трех лет».
С. 158. Народным песням предпослано предисловие, написанное г. Хомяковым со «Конечно, — говорит автор со вполне бесполезные для бытового человека». — Здесь и далее цитируется «Предисловие» А. С. Хомякова к публикации четырех народных песен (Московский сборник, т. 1, с. 319 — 320, 323 — 324).
С. 159. ... об историческом достоинстве произведений народной поэзии, собранных трудолюбием таких людей, как Фориель... — К. -Ш. Фориель (1772 — 1844) — французский историк, филолог и критик, автор посмертно изданной книги «Histoire de la poesie proven^ale (т. I—III. Paris, 1846).
С. 161. ... нам помнится, что г. Аксаков нигде не печатал своих стихотворений, кроме «Московских сборников»... — См. с. 348.
С. 161. Лучшим местом в отрывках из «Бродяги» мы почитаем следующие две строфы, характеризующие шоссе и проселок. —Далее цитируются «Отрывки из 1 части „Бродяги»», очерка в стихах» И. С. Аксакова (так озаглавлена 1 часть поэмы, впервые опубликованная в Московском сборнике», т. I).
Замысел поэмы относится к 1844 г. Первая ее часть была закончена в 1848 г., затем совершенствовалась и дополнялась. Поэма вызвала большой интерес современников еще до ее публикации. Она читалась автором в разных аудиториях, распространялась в списках. Публикация поэмы в «Московском сборнике» вызвала недовольство цензуры. В числе «Вопросов, предложенных И. С. Аксакову Ш Отделением» в марте 1849 г. во время его ареста, был вопрос, почему он избрал беглого человека предметом сочинения?» (Аксаков И. С. Письма к родным. 1844—1849. М., 1988, с. 507). Отрывки из продолжения поэмы опубликованы в газете «Парус», 1859, 10 янв., № 2 (см.: Калмановский Е. С. Примечания к поэме «Бродяга». — Аксаков И. Стихотворения и поэмы. Л., 1960, с. 282—288; Аксаков И. С. Письма И. С. Аксакова к родным. 1844 — 1849. М., 1988, с. 382, 401, 406, 408, 442, 462).
С. 164. С какой-то пресностью магнезии... — Неточно воспроизведенные строки из стихотворения Ф. Н. Глинки «Не стало у людей поэзии», процитированного также в рецензии на «Раут на 1852 год» — см. с. 153.
С. 164. Заключим наш краткий обзор «Московского сборника» стихотворением г. Хомякова «Мы род избранный» со та же самая мысль развита в известном стихотворении г. Хомякова «Гордись! тебе льстецы сказали»... — Стихотворение А. С. Хомякова «Мы род избранный» было опубликовано в «Московском сборнике» впервые. Стихотворение «Гордись! тебе льстецы сказали» появилось сначала в «С. -Петербургских ведомостях» (1839, 8 окт., № 230, с. 1042) под заглавием «Отчизна», затем в «Отечественных записках» (1839, № 10, отд. III, с. 143, без заглавия) и в сборнике стихотворений (М., 1844, с. 26—29) под названием «Россия» (см. также: Хомяков А. С. Стихотворения и драмы. Л., 1969, с. 557 — 558).