О ЛЕКЦИЯХ ДОКТОРА ПУФА ВООБЩЕ
И ОБ АРТИШОКАХ В ОСОБЕННОСТИ
М(илостивые) г(осудари), я человек простой и не умею изъясняться вычурами, как иные прочие, которые так славно пишут. Итак, я вам скажу напрямки, что с той поры, как стал читать и прикладывать к желудку остроумные лекции почтенного и достойного доктора Пуфа, я совершенно иначе на себя смотрю, и, правду сказать, — взгляд мой на человеческую натуру сделался даже, как кажется, обширнее. «Что такое человек — с своим желудком? — думал я прежде, — животное! просто животное! Ну, что я полезного делаю? Ем\ вот и все. А между тем, что за пустое занятие естъ\ совсем нет никакой цели. Да опять и то: ведь ест всякий; даже просто мужик или какой разночинец также ест; ну, чем же в таком случае я отличаюсь от мужика или разночинца? Даже просто тоска берет!» Так или почти так думал я, пока лекции доктора Пуфа не озарили для меня собственной моей внутренности. Тут я понял, что желудок — великое дело, что он весьма благородная вещь, что для него работают и голова, и руки, и ноги; пред ним склоняются и ум и сердце; к нему, как к общему центру, сходятся все науки, вся промышленность и торговля. Оно в самом деле и должно быть так! Чем, например, сосед мой, Григорий Силыч, не почтенный человек! У него бывает вся губерния; его все уважают, называют славнейшим малым; ни у кого в губернии с таким чувством и толком не играют в преферанс; а ведь если порассудить, да поразобрать, то Григорий Силыч только одно и делает на свете, что ест. Вот как доктор Пуф поразъяснил нам, как это важно — хорошо есть и какие от этого хорошие последствия, то я и сам теперь вижу, что Григорий Силыч точно почтеннейший человек. Как вы, а я так думаю, что если бы Попе жил в наше время, то он не написал бы ни за что своей поэмы о человеке, а просто переложил бы в стихи лекции г-на Пуфа. И славно бы сделал!
Впрочем, что это я так в высоту зафилософствовался; да и совсем некстати. Дело в том, что вот я, например, хотел сказать вам кое-что насчет лекций г-на Пуфа; а именно, что я, к своему несчастию, кое-каких вещей там не нахожу. Надо вам заметить, что я, с тех пор как пришел в тот возраст, в котором начинают понимать настоящие вещи, люблю страстно артишоки.
Артишоки, вот харч благословенный,
В обед и не обед для всех бесценный,
Артишоки и вкусны, и сытны, и сладки,
Поганства в них нет, и лишь гадки
Те люди, которые мнят,
Что артишоки гадки, и их не едят!
Смею удостоверить вас, м(илостивые) г(осудари), что я эти стихи сам сочинил, и только в них заметно маленькое подражание одним очень прекрасным и известным стихам, которые я случайно как-то нашел в книжках г-на Бурнашева ли, или Ф. Кузмичева, не припомню.
Так вот, я хотел вам доложить насчет артишоков. Я всё ожидал, что почтенный доктор Пуф расскажет хорошенько и рационально, как самым вкусным и настоящим образом готовить артишоки. Ан вот-таки и нет, и пора артишоков отходит, а нет. Просто даже грусть взяла! Знаете, иногда ешь артишоки (у меня Степка-повар, такой искусник, да плут естественный), они себе и того, — да как вспомню, что, может быть, есть лучшие способы их готовить, что, может быть, г-н Пуф и лучше их умеет есть, так, право, жалость и тоска берет. Раз только г-н Пуф заговорил о артишоках, да и то сказал только, как их сохранять по способу Аппера; ну что ж в том? а ведь сохранивши нужно их съесть умеючи. Право, я вам скажу, что это дело очень достойное внимания. Я даже, знаете, хотел писать об этом г-ну Пуфу партикулярно; да думаю себе: «Куда с такими учеными и почтенными людьми в переписку! осмеют, одурачат; уж читал я иногда в газетах, как просто даже иного на смех подымут. К тому же и то сказать, не знаю имени и отчества господина профессора». Подумал, подумал, да и решился, м. г., обратиться к вам об этом деле. Вы, имея счастие жить в одном городе с столь почтенным человеком, верно, знаете, как он и где он там. Прошу вас, выспросите у него об этом, т. е. об артишоках, так, стороною; может быть, он изобрел какие особые средства, да держит в секрете: так вы, знаете, так, поосторожнее. Чувствительнейше меня обяжете. С признательностью готовый до конца гроба к услугам.
Афанасий Похоменко.
Примечания
Печатается по тексту первой публикации.
Впервые опубликовано: ЛГ, 1844, 28 сент., № 38, с. 646, с подписью: «Афанасий Похоменко».
Авторство Некрасова установлено К. И. Чуковским (ПССт 1927, с. 446, 557). Комментируемый фельетон тесно связан с фельетонами «Письмо ского помещика...», «Петербургские дачи и окрестности», «Нечто о дупелях, о докторе Пуфе и о псовой охоте».
В собрание сочинений впервые включено: стихотворная вставка («Артишоки, вот харч благословенный...») — ПССт 1927, с. 416; полностью — ПСС, т. V, с. 493—495.
Автограф не найден.
С. 153. О лекциях доктора Пуфа вообще и об артишоках в особенности. — Названием комментируемого фельетона Некрасов пародирует заглавие статьи В. Ф. Одоевского «О бекасах вообще и о дупельшнепах в особенности», напечатанной в № 35 «Литературной газеты» за 1844 г. Артишоки (арабск. ardi-schauki) — земляной терн, многолетнее травянистое растение, употребляемое в пищу.
С. 154. ... если бы Попе жил в наше время, то он не написал бы ни за что своей поэмы о человеке... — Александр Поп (1688—1744) — английский поэт-классицист, автор поэмы «Опыт о человеке» (1733).
С. 154. Артишоки, вот харч благословенный... — Пародия Некрасова на вирши «Картофель, харч благословенный...», помещенные в «Воскресных посиделках» В. П. Бурнашева (см. наст, изд., т. XI, кн. 1, с. 169).
С. 154. ... нашел в книжках оо Ф. Кузмичева... — Ф. С. Кузмичев (1809—1860) — автор нескольких лубочных книжек, вышедших в 1830-х годах и высмеянных Белинским.