Речь на похоронах Н. А. Добролюбова

(РЕЧЬ НА ПОХОРОНАХ Н. А. ДОБРОЛЮБОВА
(в репортерской записи))

Бедное детство в доме бедного сельского священника, бедное, полуголодное ученье, потом четыре года лихорадочного, неутомимого труда и, наконец, год за границей, проведенный в предчувствиях смерти, — вот и вся биография Добролюбова, — сказал Н. А. Некрасов. — По возвращении нынешней осенью из-за границы Добролюбов попал под самые тяжелые впечатления; опасался во многом за судьбу своих близких и друзей и, таким образом, не имел успокоения даже перед смертью. Жизнь ничего не дала лично Добролюбову, а с самого начала сурово поставила его под страшный гнет той среды и тех обстоятельств, в которых суждено было Добролюбову пройти все двадцать шесть лет своей жизни.

Общество лишилось в Добролюбове деятеля своего развития, деятеля, едва ли не сильнейшего из всех, кто действует в настоящие дни на журнальном поприще. Это было сильное и самобытное дарование. Он начал свой литературный труд назад тому пять лет, бывши еще совершенным юношей; но с самой первой статьи его, проникнутой, как и все остальные, глубоким знанием и пониманием русской жизни и самым искренним сочувствием к настоящим и истинным потребностям общества, все, кто принадлежит к читающей и мыслящей части русской публики, увидели в Добролюбове мощного двигателя нашего социального развития. Сочувствие к литературе, понимание искусства и жизни и самая неподкупная оценка литературных произведений, энергия в преследовании своих стремлений соединялись в личности Добролюбова. «Меньше слов и больше дела» — было постоянным девизом его и предсмертным его завещанием своим близким собратам по труду.

В Добролюбове во многом повторился Белинский, насколько это возможно было в четыре года: то же электрическое влияние на читающее общество, та же проницательность и сила в оценке явлений жизни, та же деятельность и та же чахотка. Добролюбов изумлял определенностью и законченностью своих воззрений, и в этом мы видим черту его превосходства.

Примечания

Печатается по: РМ, 1861, 22 ноября, № 9, с. 1524, в составе некролога «Похороны Н. А. Добролюбова», подписанного: «А. Г-фов». Примерно тогда же сокращенный вариант изложения речи Некрасова опубликован: PC, 1861, N° 11, «Современная летопись», с. 15—16, без подписи.

В собрание сочинений впервые включено: ПСС, т. XII (по тексту PC).

Автограф не найден.

Сопоставление текстов позволило Н. Г. Леонтьеву высказать убедительное предположение о том, что запись в обоих случаях произведена одним лицом (см. вступительную заметку С. А. Рейсера к некрологу А. Г-фова «Похороны Н. А. Добролюбова» в кн.: Н. А. Добролюбов в воспоминаниях современников. М., 1961, с. 384), и поскольку есть основания полагать, что некоторые сокращения в тексте «Русского слова» объясняются цензурными причинами (см. ниже), в настоящем издании воспроизводится текст «Русского мира»; вариант PC см. в разделе «Другие редакции и варианты» (с. 381).

А. Г-фов — А. С. Гиероглифов (1824—1900), журналист, редактор газеты «Русский мир» (см. о нем ту же заметку С. А. Рейсера).

Добролюбова, умершего в ночь с 16 на 17 ноября 1861 г., хоронили 20 ноября на Волковом кладбище. Из выступавших на паперти кладбищенской церкви и затем у могилы наибольшее впечатление произвели Некрасов, выступавший первым, и Чернышевский. Чернышевский прочел несколько записей из дневника Добролюбова и два его стихотворения — «Милый друг, я умираю...» и «Благословен тот час печальный...», и, перефразируя строку первого, он закончил словами: «Добролюбов умер оттого, что был честен».

«Слова г. Некрасова, — свидетельствует Гиероглифов, — извлекали слезы; чтение же дневника потрясло присутствующих; без нервной лихорадки его невозможно было слушать никому, кто не отупел от привычки».

Агент III отделения писал в своем отчете: «Когда гроб вынесли на паперть, то выступил Некрасов и стал говорить, весьма невнятно, сквозь слезы, почти шепотом, о причине смерти Добролюбова, приписываемой им сильному душевному горю вследствие многих неприятностей и неудач, присовокупив, что он умер, к несчастью, слишком рано, мог еще многое совершить, ибо он занимался делом, а не голословил, и советовал последовать его примеру. Речь Некрасова трудно было расслышать». И далее: «Вообще вся речь Чернышевского, а также и Некрасова, клонилась, видимо, к тому, чтобы все считали Добролюбова жертвою правительственных распоряжений и чтобы его выставляли как мученика, убитого нравственно, одним словом, что правительство уморило его. Из бывших на похоронах двое военных в разговоре между собой заметили: „Какие сильные слова; чего доброго, его завтра или послезавтра арестуют”» (Красный архив, 1926, т. 1 (XIV), с. 90—92). Ср. в донесении другого агента: «Некрасов в продолжение речи плакал и должен был остановиться, так как от слез не мог больше говорить» (там же, с. 91).

С. 344. Бедное детство в доме бедного сельского священника... — Отец Добролюбова был не бедным сельским священником, а видным священником в Нижнем Новгороде. Вполне возможно, что это неточность записи Гиероглифова, а не речи Некрасова, который, очевидно, должен был хорошо знать биографию своего покойного друга (ср.: Н. А. Добролюбов в воспоминаниях современников, с. 475).

С. 344. ... опасался ~ за судьбу своих близких и друзей... — Намек на начавшиеся тогда аресты по политическим причинам, жертвами которых были М. Л. Михайлов (14 сентября 1861 г.) и В. А. Обручев (4 октября 1861 г.). Вполне возможно, что в текст хроники в «Русском слове» это не попало по цензурным причинам (см. «Другие редакции и варианты», с. 381).

© timpa.ru 2009- открытая библиотека