Дом - дворец роскошный, длинный, двухэтажный, С садом и с решеткой; муж - сановник важный. Красота, богатство, знатность и свобода - Всё ей даровали случай и природа. Только показалась - и над светским миром Солнцем засияла, вознеслась кумиром! Воин, царедворец, дипломат, посланник - Красоты волшебной раболепный данник; Свет ей рукоплещет, свет ей подражает. Властвует княгиня, цепи налагает, Но цепей не носит, прихоти послушна, Ни за что полюбит, бросит равнодушно: Ей чужое счастье ничего не стоит - Если и погибнет, торжество удвоит! Сердце ли в ней билось чересчур спокойно, Иль кругом всё было страсти недостойно, Только ни однажды в молодые лета Грудь ее любовью не была согрета. Годы пролетали. В вихре жизни бальной До поры осенней - пышной и печальной - Дожила княгиня... Тут супруг скончался. . . Труден был ей траур, - доктор догадался И нашел, чтоб воды были б ей полезны (Доктора в столицах вообще любезны). Если только русский едет за границу, Посылай в Палермо, в Пизу или Ниццу, Быть ему в Париже - так судьбам угодно! Год в столице моды шумно и спокойно Прожила княгиня; на второй влюбилась В доктора-француза - и сама дивилась! Не был он красавец, но ей было ново Страстно и свободно льющееся слово, Смелое, живое... Свергнуть иго страсти Нет и помышленья... да уж нет и власти! Решено! В Россию тотчас написали; Немец-управитель без большой печали Продал за бесценок в силу повеленья, Английские парки, русские селенья, Земли, лес и воды, дачу и усадьбу. . . Получили деньги - и сыграли свадьбу. . . Тут пришла развязка. Круто изменился Доктор-спекулятор; деспотом явился! Деньги, бриллианты - всё пустил в аферы, А жену тиранил, ревновал без меры, А когда бедняжка с горя захворала, Свез ее в больницу... Навещал сначала, А потом уехал - словно канул в воду! Скорбная, больная, гасла больше году В нищете княгиня... и тот год тяжелый Был ей долгим годом думы невеселой! Смерть ее в Париже не была заметна: Бедно нарядили, схоронили бедно... А в отчизне дальной словно были рады: Целый год судили - резко, без пощады, Наконец устали... И одна осталась Память: что с отличным вкусом одевалась! Да еще остался дом с ее гербами, Доверху набитый бедными жильцами, Да в строфах небрежных русского поэта Вдохновленных ею чудных два куплета, Да голяк-потомок отрасли старинной, Светом позабытый и ни в чем невинный. <Начало 1856> |
Примечания
Печатается по Ст 1873, т. I, ч. 2, с. 79-84. Впервые опубликовано: С, 1856, N 4 (ценз. разр. - 31 марта 1856 г.), с. 259-260, с подписью: "Н. Некрасов". В собрание сочинений впервые включено: Ст 1856. Перепечатывалось во 2-й части всех последующих прижизненных изданий "Стихотворений". Автограф не найден. Авторизованная копия отдельных стихов, восходящая, видимо, к раннему автографу (в ней содержится и добавочное шестистишие, публиковавшееся в начале стихотворения в "Современнике" и затем исключенное Некрасовым). - Экз. авт. ГПБ. Вошло в авторский список стихотворений, которые Некрасов наметил включить в Ст 1856: "Княг<иня>" (Зап. тетр. N 2, л. 43 об.). В прижизненных изданиях "Стихотворений" (начиная со второго, 1861) датировано: "1856". В "Княгине" отразилась нашумевшая в петербургских великосветских кругах история графини Александры Кирилловны Воронцовой-Дашковой (урожд. Нарышкина, по второму мужу баронесса Пуалли, 1818-1856). Ее первый муж, граф И. И. Воронцов-Дашков (1790-1854), служил обер-церемониймейстером при дворе Николая I. Графиня, отличавшаяся замечательной красотой, была законодательницей мод на балах и в салонах (см.: Бутурлин Д. М. Записки. - РА, 1901, N И, с. 400; Мещерский А. В. Из моей старины. - РА, 1901, N 1, с. 106; Соллогуб В. А. Воспоминания. М. -Л., 1931, с. 288 и др.). После смерти мужа А. К. Воронцова-Дашкова уехала в Париж и там вышла замуж за барона де Пуалли. Умерла она в Париже 18 (30) мая 1856 г. (Русский некрополь в чужих краях, вып. 1. Париж и его окрестности. Пг., 1915, с. 72). Указанная дата смерти А. К. Воронцовой-Дашковой является несомненной: согласно справке Парижской префектуры, похороны состоялись на Монмартрском кладбище 1 июня 1856 г. (сообщено В. В. Ждановым). Таким образом, стихотворение было написано и опубликовано до смерти "княгини". Строки, повествующие о жизни героини во втором замужестве, видимо, не являются воспроизведением реальных фактов. А. Дюма писал: "Госпожа Воронцова-Дашкова вышла замуж за французского дворянина, положение которого в обществе было совершенно таково же, как и ее <...> Эта обаятельная и умная женщина, с которой я имел честь быть знакомым, была кумиром своего мужа. Пораженная долгой, тяжелой, смертельной болезнью, она умерла среди роскоши, в одном из лучших домов Парижа, па площади Св. Мадлены против бульвара" (Dumas A. Impressions d i voyage en Russie. Paris, 1859; цит. по русскому переводу в кн.: Григорович Д. В. Литературные воспоминания. Л., 1928, с. 481-482). Достоверность этого сообщения косвенно подтверждается упоминанием в воспоминаниях Дюма конкретных лиц, точных адресов и т. д. М. М. Гин обратил внимание и на то, что после смерти А. К. Воронцовой-Дашковой (Пуалли), вопреки стихотворению, остался не "голяк-потомок отрасли старинной", а богатейшие наследники - сын и дочь; исследователь сделал вывод, что поэт стремился не к точному воспроизведению биографических сведений о "княгине", а к воссозданию типичного образа и по-своему характерной судьбы русской аристократки (см.: Гин М. От факта к образу и сюжету. М., 1971, с. 87-89). Непосредственным поводом к написанию "Княгини" могли явиться слухи, распространявшиеся в России. О них упоминает А. Дюма в цитированных выше мемуарах: "Согласно легенде, распространенной в России, графиня Воронцова-Дашкова вышла замуж во Франции за какого-то будто бы авантюриста, который промотал якобы ее состояние и отправил ее умирать в больницу <...> Поэт, как и все, был введен в заблуждение" (с. 481). О том, что весьма неблагоприятные слухи о втором муже графини действительно имели место, можно судить и по мемуарным свидетельствам, не вполне совпадающим с тем, о чем говорится в некрасовском стихотворении. Так, В. А. Инсарский в своих "Записках" сообщал, что графиня, "разоренная и обезображенная, кончила свое существование в одной из парижских больниц" (PC, 1894, N 2, с. 19); А. С. Суворин писал, что Воронцова-Дашкова "по смерти мужа влюбилась в секретаря французского посольства, вышла за него замуж и играла при нем жалкую роль; он спустил все ее состояние, отчасти в Монако, и она умерла в Париже в госпитале" [Суворин А. С. Дневник. М. -Пг., 1923, с. 33). Поскольку Воронцова-Дашкова (Пуалли) долго и тяжело болела, слух о ее смерти мог упредить само событие. И, видимо, никто из современников не заметил, что стихи о смерти "княгини" появились еще при ее жизни. Так, в Экз. Васильковского против заглаьия "Княгиня" стоит лишь пометка: "(Воронцова)". Е. П. Ростопчина в пасквильном стихотворении "Простой обзор" (1857) обвинила Некрасова в том, что он посмел "встревожить женский неостывший прах" (см.: Бухштаб В. Я. Заметки о текстах стихотворений Некрасова. - В кн.: Издание классической литературы. Из опыта "Библиотеки поэта". М., 1963, с. 253). В 1859 г. появился (в упомянутой книге А. Дюма) перевод "Княгини" на французский язык. Барон Пуалли, прочитав этот перевод, почувствовал себя оскорбленным и приехал в Россию, чтобы вызвать Некрасова на дуэль. Дуэль не состоялась лишь благодаря вмешательству друзей поэта (см.: Панаева, с. 231-237). Известен сделанный П. Л. Лавровым список "Княгини" (ЦГАОР, ф. 1762, он. 2, ед. хр. 340, л. 226 об. - 228).
Да в строфах небрежных русского поэта... - Речь идет о стихотворении М. Ю. Лермонтова "К портрету" (1840), посвященном Воронцовой-Дашковой. В характеристике "княгини" Некрасов отчасти следует за этим лермонтовским стихотворением (там есть строки: "Ей нравиться долго нельзя: Как цепь ей несносна привычка" - ср. в "Княгине" ст. 10-12).