Волжская быль 1 Науму паточный завод И дворик постоялый Дают порядочный доход. Наум - неглупый малый: Задаром сняв клочок земли, Крестьянину с охотой В нужде ссужает он рубли, А тот плати работой - Так обращен нагой пустырь В картофельное поле... Вблизи - Бабайский монастырь, Село Большие Соли, Недалеко и Кострома. Наум живет - не тужит, И Волга-матушка сама Его карману служит. Питейный дом его стоит На самом "перекате"; Как лето Волгу обмелит К пустынной этой хате Тропа знакома бурлакам: Выходит много "чарки"... Здесь ходу нет большим судам; Здесь "паузятся" барки. Купцы бегут: "Помогу дай!" Наум купцов встречает, Мигнет народу: не плошай! И сам не оплошает... Кипит работа до утра: Всё весело, довольно. Итак, нет худа без добра! Подумаешь невольно, Что ты, жалея бедняка, Мелеешь год от года, Благословенная река, Кормилица народа! 2 Люблю я краткой той поры Случайные тревоги, И труд, и песни, и костры. С береговой дороги Я вижу сотни рук и лиц, Мелькающих красиво, А паруса, что крылья птиц, Колеблются лениво, А месяц медленно плывет, А Волга чуть лепечет. Чу! резко свистнул пароход; Бежит и искры мечет, Ущелья темных берегов Стогласым эхом полны... Не всё же песням бурлаков Внимают эти волны. Я слушал жадно иногда И тот напев унылый, Но гул довольного труда Мне слышать слаще было. Увы! я дожил до седин, Но изменился мало. Иных времен, иных картин Провижу я начало В случайной жизни берегов Моей реки любимой: Освобожденный от оков, Народ неутомимый Созреет, густо заселит Прибрежные пустыни; Наука воды углубит: По гладкой их равнине Суда-гиганты побегут Несчетною толпою, И будет вечен бодрый труд Над вечною рекою... 3 Мечты!... Я верую в народ, Хоть знаю: эта вера К добру покамест не ведет. Я мог бы для примера Напомнить лица, имена. Но это будет смело, А смелость в наши времена - Рискованное дело! Пока над нами не висит Ни тучки, солнце блещет,- Толпа трусливого клеймит, Отважным рукоплещет, Но поднял бурю смелый шаг,- Она же рада шикать, Друзья попрячутся, а враг Спешит беду накликать... О Русь!... ......................... 4 Науму с лишком пятьдесят, А ни детей, ни женки. Наум был сердцем суховат, Любил одни деньжонки. Он говорил: "Жениться - взять Обузу! А "сударки" Еще тошней: и время трать, И деньги на подарки". Опровергать его речей Тогда не приходилось, Хоть, может быть, в груди моей Иное сердце билось, Хотя у нас, как лед и зной, Причины были розны: "Над одинокой головой Не так и тучи грозны; Пускай лентяи и рабы Идут путем обычным, Я должен быть своей судьбы Царем единоличным!" Я думал гордо. Кто не рад Оставить миру племя? Но я родился невпопад - Лихое было время! Забыло солнышко светить, Погас и месяц ясный, И трудно было отличить От ночи день ненастный. Гром непрестанно грохотал, И вихорь был ужасен, И человек под ним стоял Испуган и безгласен. Был краткий миг: заря зажгла Роскошно край лазури, И буря новая пришла На смену старой бури. И новым силам новый бой Готовился... Усталый, Поник я буйной головой. Погибли идеалы, Ушло и время... Места нет Желанному союзу. Умру - и мой исчезнет след! Надежда вся на музу! 5 Судьба Наума берегла, По милости господней Что год - обширнее дела, А сам сытей, дородней. Он говорил: "Чего ж еще? Хоть плавать я умею, Купаюсь в Волге по плечо, Не лезу я по шею!" Стреляя серых куликов На отмели песчаной, Заслышу говор бубенцов, И свист, и топот рьяный, На кручу выбегу скорей: Знакомая тележка, Нарядны гривы у коней, У седока - усмешка... Лихая пара! На шлеях И бляхи и чешуйки. В личных высоких сапогах, В солидной, синей чуйке, В московском новом картузе, Сам правя пристяжною, Наум катит во всей красе. Увидит - рад душою! Кричит: "Довольно вам палить, Пора чайку покушать!..." Наум любил поговорить, А я любил послушать. Закуску, водку, самовар Вносили по порядку И Волги драгоценный дар - Янтарную стерлядку. Наум усердно предлагал Рябиновку, вишневку. А расходившись, обивал "Смоленую головку". "Ну, как делишки?" - "В барыше",- С улыбкой отвечает. Разговорившись по душе, Подробно исчисляет, Что дало в год ему вино И сколько от завода. "Накопчено, насолено - Чай, хватит на три года! Всё лето занято трудом, Хлопот по самый ворот. Придет зима - лежу сурком, Не то поеду в город. Начальство - други-кумовья, Стряслась беда - поправят, Работы много - свистну я: Соседи не оставят; Округа вся в горсти моей, Казна - надежней цепи; Уж нет помещичьих крепей, Мои остались крепи. Судью за денежки куплю, Умилостивлю бога..." (Русак природный - во хмелю Он был хвастлив немного)... 6 Полвека прожил так Наум И не тужил нимало, Работал в нем житейский ум, А сердце мирно спало. Встречаясь с ним, я вспоминал Невольно дуб красивый В моем саду: там сети ткал Паук трудолюбивый. С утра спускался он не раз По тонкой паутинке, Как по канату водолаз, К какой-нибудь личинке, То комара подстерегал И жадно влек в объятья. А пообедав, продолжал Обычные занятья. И вывел, точно напоказ, Паук мой паутину. Какая ткань! Какой запас На черную годину! Там мошек целые стада Нашли себе могилы, Попали бабочки туда - Летуньи пестрокрылы; Его сосед, другой паук, Качался там, замучен. А мой - отъелся вон из рук! Доволен, гладок, тучен. То мирно дремлет в уголку, То мухою закусит... Живется славно пауку: Не тужит и не трусит! С Наумом я давно знаком: Еще как был моложе, Наума с этим пауком Я сравнивал... И что же? Уж округлился капитал, В купцы бы надо вскоре, А человек затосковал! Пришло к Науму горе... 7 Сидел он поздно у ворот, В расчеты погруженный; Последний свистнул пароход На Волге полусонной, И потянулись на покой И человек, и птица. Зашли к Науму той порой Молодчик да девица: У Тани русая коса И голубые очи. У Вани вьются волоса. "Укрой от темной ночи!" - "А самоварчик надо греть?" - "Пожалуй"... Ни минутки Не могут гости посидеть: У них и смех, и шутки, Задеть друг дружку норовят Ногой, рукой, плечами, И так глядят... и так шалят, Чуть отвернись, губами! То вспыхнет личико у ней, То белое, как сливки... Поели гости калачей, Отведали наливки: "Теперь уснем мы до утра, У вас покой, приволье!" -"А кто вы?" - "Братец и сестра, Идем на богомолье". Он думал: "Врет! поди сманил Купеческую дочку! Да что мне? лишь бы заплатил! Пускай ночуют ночку". Он им подушек пару дал: "Уснете на диване". И доброй ночи пожелал И молодцу и Тане. В своей каморке на часах Поддернул кверху гири И утонул в пуховиках... Проснулся: бьет четыре, Еще темно; во рту горит. Кваску ему желалось, Да квас-то в горнице стоит, Где парочка осталась. "Жаль не пришло вчера на ум! Да я пройду тихонько, Добуду! (думает Наум) Чай, спят они крепонько, Не скоро их бы разбудил Теперь и конский топот..." Но только дверь приотворил, Услышал тихий шепот: "Покурим, Ваня!"- говорит Молодчику девица. И спичка чиркнула - горит... Увидел он их лица: Красиво Ванино лицо, Красивее у Тани! Рука, согнутая в кольцо, Лежит на шее Вани, Нагая, полная рука! У Тани грудь открыта, Как жар горит одна щека, Косой другая скрыта. Еще он видел на лету, Как встретились их очи, И вновь на юную чету Спустился полог ночи. Назад тихонько он ушел, И с той поры Наума Не узнают: он вечно зол, Сидит один угрюмо, Или пойдет бродить окрест И к ночи лишь вернется, Соленых рыжиков не ест, И чай ему не пьется. Забыл наливки настоять Душистой поленикой. Хозяйство стало упадать - Грозит урон великой! На счетах спутался не раз, Хоть счетчик был отменный... Две пары глаз, блаженных глаз, Горят пред ним бессменно! "Я сладко пил, я сладко ел,- Он думает уныло,- А кто мне в очи так смотрел?..." И всё ему постыло... (7-10 августа 1874) |
Примечания
Печатается по тексту первой публикации, с восстановлением ст. 73--96 и 141--148 по беловому автографу.
Впервые опубликовано: ОЗ, 1876, No 3, с. 51--60, с датой: "1874" и подписью: "Н. Некрасов", с изъятием по цензурным соображениям ст. 73--96 и 141--148 (перепечатано: Р. б-ка, с. 228--241).
Глава III, т. е. ст. 73--96, впервые опубликована К. И. Чуковским в "Заметке читателя": Речь, 1914, 3 янв., No 2, с. 2; ст. 141--148: ПССт 1967, т. III, с. 413.
В собрание сочинений впервые включено: Ст 1879, т. III. В прижизненные издания "Стихотворений" Некрасова не входило.
Первоначальные наброски, чернилами и карандашом, без даты, среди набросков других стихотворений,-- ИРЛИ, ф. 203, No 36, л. 5 об. --6 об. и No 31, л. 8 об. (о последнем наброске см. ниже, с. 465, комментарий к циклу "Ночлеги").
Черновой автограф, чернилами, с авторской правкой карандашом и чернилами, содержащий многочисленные варианты, с датой в конце текста: "7 августа 1874 г., Лука",-- ИРЛИ, ф. 203, No 5, л. 7--12. Особенно показательны поиски Некрасовым наиболее точного образа в связи с принципиальной характеристикой сущности кулака (паук на яблоке, рябине, клене, дубе). Несколько раз поэт возвращается и к афористической строфе (ст. 145--148), отыскивая ей соответствующее место в окончательной редакции.
Наборная рукопись, чернилами, с цензорскими вычеркиваниями, правкой и пометами карандашом и чернилами самого Некрасова,-- ИРЛИ, ф. 203, No 5, л. 1--5. Ст. 73--96 и 109--148 перечеркнуты красным карандашом, затем черными чернилами. Надпись цензора сбоку на полях: "Не дозволено читать" - зачеркнута карандашом, в верхней части листа карандашная помета рукою Некрасова: "Набрать цифру III и первый стих, а потом 3 строки точек и затем цифра IV". Справа на полях весь текст, изъятый цензором, отчеркнут простым карандашом и сделана помета: "Не нужно". Рядом со ст. 109--148, на полях слева, снова цензорское указание: "Не дозволено читать". Эти строки на полях до ст. 140 отчеркнуты простым карандашом с пометой автора: "Чисто" (л. 3 и об.). Помета, видимо, означала указание наборщику набирать отчеркнутый текст, невзирая на цензорское запрещение. Именно эти строфы Некрасову и удалось отстоять: они были опубликованы в "Отечественных записках". Ст. 141--148 после красного карандаша перечеркнуты чернилами; рядом на полях карандашная надпись: "Не нужно". После ст. 89 в рукописи оставлено место и проставлено семь строк точек. Вероятно, Некрасов намеревался вернуться к разработке этих строф: незавершенные варианты их находятся в черновом автографе (см.: Другие редакции и варианты, с. 354). В конце текста слева перечеркнутая авторская помета чернилами: "Переписано 10 августа", слева подпись карандашом: "Н. Некрасов".
Помимо дат, указанных при публикации в "Отечественных записках" и автографах, время написания произведения подтверждается и письмом Некрасова к А. Н. Еракову от 10 августа 1874 г., отправленным из Чудовской Луки (ЛН, т. 51--52, с. 30), в котором Некрасов сообщает, что, прибыв в Луку 6 июня, он "30 дней читал только корректуры", а затем "принялся писать", и в числе произведений, созданных в эти дни, т. е. с 6 июля по 10 августа 1874 г., упоминает "Горе старого Наума".
В этом же письме Некрасов называет "Горе старого Наума" поэмой. О жанре этого произведения см.: Степанов Н. Н. А. Некрасов. Жизнь и творчество. М., 1971, с. 125; Гин, с. 124--125; Гаркави А. М. Поэма об исторических судьбах России ("Горе старого Наума"). - В кн.: О Некр., вып. 3, с. 121. К. И. Чуковский считал "Горе старого Наума" "стихотворной новеллой" {Чуковский К. И. Мастерство Некрасова. М., 1962, с. 234). В свое время на жанр этого произведения обратил внимание и П. Ф. Якубович-Мельшин, отнеся его к "маленьким поэмам" (Мельшин Л. (Гриневич П. Ф.) Очерки русской поэзии. СПб., 1904, с. 166).
По свидетельству земляков Некрасова, прототипом Наума послужил местный богач Понизовкин (см.: Первухин Н. По живым следам. Родовое гнездо Некрасова. - Красная нива, 1928, No 1, с. 11).
Современная поэту критика, говоря о поэме, обвиняла Некрасова в пренебрежении к поэтической форме, считая "Горе старого Наума" в художественном отношении несовершенным произведением (см., например, "Литературную летопись" В. М. <Маркова>: СПбВ, 1876, No 86), т. е. повторяла традиционные обвинения литературных и идейных противников поэта. У В. С<оловьева> особое негодование вызвали весьма прозрачные политические намеки: "Г-н Некрасов давно уже злоупотребляет этими пустынными воспоминаниями и намеками <...> Теперь все это производит впечатление надоевшего и беспричинного нытья по поводу старых бедствий, рассматриваемых в сильно увеличивающее стекло" (РМ, 1876, No 95). М. Е. Салтыков-Щедрин, получив экземпляр "Отечественных записок", где была напечатана поэма, спешит написать Некрасову из Ниццы: ""От<ечественные> зап<иски>" No 3 я получил. "Горе старого Наума"-- одна из прелестнейших Ваших вещей" (Салтыков-Щедрин М. Е. Полн. собр. соч. и писем, т. XVIII, кн. 2. М., 1976, с. 281).
Высокая оценка Салтыкова-Щедрина не случайна: ему было ясно, что Некрасов создал произведение большого социального смысла. В поэме нашел воплощение новый тип пореформенной действительности - кулак-эксплуататор, генетически связанный с образами других произведений ("Влас", "Современники"). Образ Наума имеет сложную семантику. Некрасов не просто обличает эксплуататорскую паучью сущность кулака, но показывает и его духовный крах: стяжательство лишило Наума элементарных человеческих чувств и радостей. Образ Наума - еще один приговор, вынесенный Некрасовым хищничеству, еще одно разоблачение власти капитала. Значение поэмы этим не ограничивается. Некрасов ведет речь о родине, о ее судьбах. В поэме звучит страстная вера во всепобеждающую силу народа, его будущее. Процитировав стихи "Мечты! Я верую в народ...", П. Ф. Якубович справедливо заметил: "В устах Некрасова это не только красивая фраза, а действительная "мечта" настрадавшегося сердца, его последнее убежище и святыня" (Мельшин Л. (Гриневич П. Ф.) Очерки русской поэзии, с. 167). Некрасов напоминает о недавнем прошлом страны, дает понять, что борьба не окончена, что она еще потребует жертв, что готовится "новый бой". Эту идею поэт проводит с помощью метафорических уподоблений (образы ненастья, бури, туч, грома и т. п.), характерных для вольнолюбивой русской поэзии. Основным лейтмотивом поэмы являются знаменитые строки, обращенные к будущему России, к будущему ее народа ("Иных времен, иных картин провижу я начало..."). Именно этот мотив определял и определяет отношение современников Некрасова и наше отношение к поэме в целом.
Бабайский монастырь -- Николо-Бабайский мужской монастырь в Ярославской губернии, основанный в XVI в.
Большие Соли -- село, расположенное неподалеку от Грешнева на берегу Волги.
Перекат -- порог на реке.
Паузиться -- перегружаться при мелководье на небольшие суда-дощаники (паузки).
В личных, высоких сапогах...-- Личные сапоги - кожаные сапоги, сшитые мездрою внутрь.
Чуйка -- длинный суконный кафтан халатного покроя.
Душистой поленикой. - Поленика (княженика, княженица) - небольшое растение из семейства разноцветных с красными ароматными ягодами, напоминающими по виду ежевику.