Скоро стану добычею тленья. Тяжело умирать, хорошо умереть; Ничьего не прошу сожаленья, Да и некому будет жалеть. Я дворянскому нашему роду Блеска лирой своей не стяжал; Я настолько же чуждым народу Умираю, как жить начинал:. Узы дружбы, союзов сердечных - Всё порвалось: мне с детства судьба Посылала врагов долговечных, А друзей уносила борьба. Песни вещие их не допеты, Пали жертвою злобы, измен В цвете лет; на меня их портреты Укоризненно смотрят со стен. (1874) |
Примечания
Печатается по ПП, с. 14, с восстановлением ст. 14 ("Пали жертвой насилья, измен" вместо "Пали жертвою злобы, измен") по наборной рукописи.
Впервые опубликовано: ОЗ, 1877, No 1, с. 281, с подписью: "Н. Н." и изменением по цензурным причинам ст. 14 (перепечатано: ПП).
В собрание сочинений включено: Ст 1879, т. III. В прижизненные издания "Стихотворений" Некрасова не входило.
Автографы: 1) первоначальная редакция, с датой: "1874" и пометой Некрасова: "Стих<отворения> Некр<асова>. Часть VI. На последнюю страницу в 1-м отделе", свидетельствующей о том, что стихотворение предназначалось для Ст 1874, где не появилось по неизвестным причинам,-- ЦГАЛИ, ф. 338, оп. 1, No 25, л. 1 (опубликована: ПССт 1927, с. 545); 2) наборная рукопись - ГБЛ, ф. 195, п. 1, No 26, л. 1 (опубликована: ПСС, т. И, с. 608).
Стихотворение послужило поводом для адреса, преподнесенного Некрасову в начале февраля 1877 г. студенческой молодежью. В нем, в частности, говорилось:
"Прочли мы твои "Последние песни", дорогой наш, любимый Николай Алексеевич, и защемило у нас сердце: тяжело читать про твои страдания, невмоготу услышать твое сомнение: "Да и некому будет жалеть..."
Мы пожалеем тебя, любимый наш, дорогой певец народа, певец его горя и страданий; мы пожалеем того, кто зажигал в нас эту могучую любовь к народу и воспламенял ненавистью к его притеснителям.
Из уст в уста передавая дорогие нам имена, не забудем мы и твоего имени и вручим его исцеленному и прозревшему народу, чтобы знал он и того, чьих много добрых семян упало на почву народного счастья.
Знай же, что ты не одинок, что взлелеет и возрастит семена всей душой тебя любящая учащаяся молодежь русская" (Книга и революция, 1921, No 2, с. 55).
Стихотворение вызвало ряд студенческих поэтических откликов: "Не говори, что ты сойдешь в могилу Никем не оценен и не любим..." (Н, 1877, 30 янв., No 5); "Напрасно мнил, что ты и жил И умираешь нелюбим..." (СПбВ, 1877, 10 марта, No 69). По поводу этих откликов в статье "Поэт народной скорби" еженедельника "Наш век" говорилось: "Сколько мы помним, в нашей общественной жизни не была еще проявлена так ярко связь между писателем и публикой. Тут почувствовалась нота давнишнего сердечного понимания" (Наш век, 1877, No 13).
Достоевский писал по поводу ст. 13--16 в январском номере "Дневника писателя" за 1877 г.: "На страдальческой своей постели он (Некрасов,-- Ред.) вспоминает теперь своих отживших друзей. Тяжелое здесь слово это: укоризненно. Пребыли ли мы "верны", пребыли ли? Всяк пусть решает на свой суд и совесть" (Достоевский Ф. М. Полн. собр. художеств, произв., т. XII. М. --Л., 1930, с. 33).
Тяжело умирать, хорошо умереть...-- мысль, близкая признанию Г. Гейне: "... ужасно умирание, если смерть вообще существует" (из письма Гейне к Ю. Кампе от 1 сентября 1846 г.: Гейне Г. Собр. соч. в 10-ти т., т. XI. М., 1959, с. 202). По воспоминаниям П. И. Вейнберга, больной Некрасов настойчиво просил его рассказать о предсмертной болезни Гейне. Когда, по словам Вейнберга, он упомянул, что Гейне "в дни его страданий находил ужасным "не смерть <...>, а умирание",-- Некрасов "вдруг" воскликнул: "Как! Гейне сказал это?.. Удивительно! Да ведь это почти слово в слово мой стих, недавно написанный..."" (Некр. в восп., с. 486).
... на меня их портреты...-- Над постелью Некрасова висели портреты Н. А. Добролюбова и Адама Мицкевича; однако смысл этих слов, очевидно, шире: имеются в виду духовные наставники и соратники поэта.