Варианты слова: ШОРОХУ, ШОРОХЕ, ШОРОХОМ, ШОРОХА
Входимость: 4. Размер: 89кб.
Входимость: 2. Размер: 38кб.
Входимость: 2. Размер: 36кб.
Входимость: 2. Размер: 157кб.
Входимость: 2. Размер: 70кб.
Входимость: 2. Размер: 31кб.
Входимость: 2. Размер: 135кб.
Входимость: 2. Размер: 44кб.
Входимость: 2. Размер: 94кб.
Входимость: 1. Размер: 22кб.
Входимость: 1. Размер: 30кб.
Входимость: 1. Размер: 97кб.
Входимость: 1. Размер: 53кб.
Входимость: 1. Размер: 44кб.
Входимость: 1. Размер: 94кб.
Входимость: 1. Размер: 40кб.
Входимость: 1. Размер: 19кб.
Входимость: 1. Размер: 26кб.
Входимость: 1. Размер: 23кб.
Входимость: 1. Размер: 26кб.
Входимость: 1. Размер: 27кб.
Входимость: 1. Размер: 34кб.
Входимость: 1. Размер: 28кб.
Входимость: 1. Размер: 11кб.
Входимость: 1. Размер: 27кб.
Входимость: 1. Размер: 13кб.
Входимость: 1. Размер: 50кб.
Входимость: 1. Размер: 83кб.
Входимость: 1. Размер: 225кб.
Входимость: 1. Размер: 17кб.
Входимость: 1. Размер: 17кб.
Входимость: 1. Размер: 11кб.
Входимость: 1. Размер: 10кб.
Входимость: 1. Размер: 37кб.
Входимость: 1. Размер: 20кб.
Входимость: 1. Размер: 57кб.
Входимость: 1. Размер: 3кб.
Входимость: 1. Размер: 43кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 4. Размер: 89кб.
Часть текста: так думал сам старый гранд и утверждали его приближенные. Испанская гордость, к сожалению, вошла в пословицу, а потому совестно было бы распространяться о ней. Дону Нуньезу было уже восемьдесят лет. У него не было детей, и все надежды его на продолжение знаменитого рода основывались на сыне его покойного племянника, молодом внуке, доне Сорильо. Любимым коньком старика были воспоминания о славных предках, из числа которых многие играли важные роли в судьбе Испании. И когда он говорил о них, лицо его разгоралось, глаза сверкали, седая голова тряслась от слабости, но речи были сильны и полны юношеского увлечения. В них было так много вдохновения, так много торжественности, что слушавший их невольно почтительно наклонял голову пред лицом истинного аристократа, который в роде своем сотнями насчитывал графов, грандов и даже герцогов. В свое время сам Нуньез играл немаловажную роль. Еще отец дона де лос Варрадоса переехал в Сардинию и поселился в Турине; дон Нуньез, но смерти отца сделавшись его наследником, остался также в Турине, и таким образом фамилия Варрадосов утвердилась постоянно в Сардинии. Дом его, гранитный, в четыре этажа, со множеством железных балконов, был украшен фамильными гербами и почитался одним из лучших в городе. Тихо и однообразно текли дни старика в отрадных воспоминаниях, в заботливых попечениях о внуке, с которым неразлучно было связано всё...
Входимость: 2. Размер: 38кб.
Часть текста: Остатки волос его, казалось, еще более поседели; глаза ввалились; голос лишился прежней силы и уверенности, в которой так много было достоинства. Казалось, в несколько дней он постарел десятью годами. Он сделался молчалив, редко шутил с Настей и еще реже говорил с ней о своих планах спокойной жизни, которые они прежде вместе строили. Настя заметила также, что старик сделался необыкновенно скуп, чего прежде за ним вовсе не замечала; он считал каждую копейку и поговаривал о перемене квартиры: теперешняя казалась ему дорога. Часу в двенадцатом утра, когда Иван Софроныч читал, а Настя работала, у двери их вдруг раздался звонок. Вошел молодой человек и робким голосом попросил у Ивана Софроныча позволения поговорить с ним полчаса. Настя вышла в другую комнату. Молодой человек имел довольно приятную наружность и находился очевидно в сильном волнении. Когда они остались одни и Иван Софроныч спросил его, что ему угодно, молодой человек сильно смутился и несколько минут молчал. — Мой поступок безрассуден, — наконец сказал он нетвердым голосом. — Но я слышал, что вы добры. Вы сами были молоды; может быть, с вами тоже случались несчастия, и вы по крайней мере не перетолкуете моей просьбы в дурную сторону. — Просьбы? — спросил Иван Софроныч. — Но чем же я могу вам услужить? — О, можете! — перебил с уверенностию молодой человек. — Можете, но только захотите ли? — Если будет...
Входимость: 2. Размер: 36кб.
Часть текста: ни слова; они сидели молча и не глядя друг на друга. Полинька была как убитая; она даже чувствовала к себе отвращение при воспоминании, что допустила горбуна обнять себя. Наконец башмачник робко спросил: — Он запер дверь? — Нет, — с неприятным чувством отвечала Полинька. — Так кто же? — Я не знаю, — с досадою сказала Полинька. Башмачник подумал немного. — Не давайте ключа никому, — проговорил он. — Я знаю! Они снова замолчали. Наконец Полинька встала и сказала слабым голосом. — Я лягу спать. Башмачник молча поклонился и вышел, но тотчас же вернулся и, взяв подушку с дивана, заложил ею окно. — Вы запрете дверь? — прошептал он умоляющим голосом. — Да! И они расстались. Башмачник долго еще стоял за дверью и ушел лишь тогда, как Полинька повернула ключ. Башмачник сбирался побить хозяйку, но страх — не разгласила бы она со злости, что Полинька была заперта с горбуном, — удержал его; он не сказал ни слова, даже стал вежливее с девицей Кривоноговой, которая прикидывалась, будто ничего и не знает. Оставшись одна, Полинька плакала и бранила себя за излишнюю доброту к горбуну. Его любовь страшно пугала ее. Она так привыкла считать его стариком, что даже иногда думала, не показалось ли ей; но вспомнив его взгляды, жаркие поцелуи, Полинька вздрагивала. На другое утро башмачник постучался к ней. Он вошел озабоченный и усталый. — Здравствуйте, Карл Иваныч! — с принуждённой улыбкой сказала Полинька. Башмачник неловко поклонился. — Как ваше здоровье? — Ничего, я здорова! — скоро отвечала Полинька и невольно спрятала свою обрезанную руку под платок. Башмачник заметил ее движение и молча стал выгружать из своих карманов аптечные баночки, бинты и компрессы. — Это что? — с удивлением спросила Полинька. — Для вашей ручки! — оробев, сказал башмачник. — Да я вам не дам перевязывать! —...
Входимость: 2. Размер: 157кб.
Часть текста: согреть и оживить эту мертвую сторону и отступилось от нее! Ночи темны, но еще темней дни. Там хоть изредка проглянет луна, днем ничего! Редко, редко около полудня небо осветится северным сиянием — какая радость, какое удивительное наслаждение! Можно видеть в двух шагах без огня чужое лицо, можно читать без огня книгу! Но прошло полчаса, и мрак, непроницаемей прежнего, охватил снежную пустыню! Ничего не видать, зато много слышно: дикие порывы мятелицы, непрестанное гуденье и грохотанье льдин, бьющихся во мраке, подобно враждующим чудовищам; гром и треск ледяных гор, снежных сугробов, низвергающихся в море с береговых утесов, торжествующий вой тюленей и моржей, катающихся на льдинах по морю и радующихся, что погодка, слава богу, разгуливается: вчера было только тридцать семь градусов, а сегодня уж с лишком сорок! У, какой холод, какой нестерпимый холод! Малица (оленья одежда) шерстью вниз, потом малица шерстью вверх; сапоги шерстью вниз, потом сапоги шерстью вверх; меховой треух, плотно покрывающий голову и едва оставляющий возможность дышать; рукавицы шерстью вниз, потом шерстью вверх, — нельзя, кажется, придумать ничего теплее, непроницаемее? Но стоит пробыть полчаса на этом морозе, чтоб убедиться, что, как ни ломал житель глубокого севера умной и опытной своей головы, он не изобрел одежды, соответствующей его климату. И ее нет, ее невозможно изобрести! Медвежья...
Входимость: 2. Размер: 70кб.
Часть текста: печь, возле которой стоял диван, руки старушки посинели от холода, глаза слезились, может быть и оттого, что она поставила себе свечку под нос. Всякий раз, когда петля спускалась, старушка ворчала про себя. Против нее сидела девушка лет семнадцати, очень красивая; черты лица у ней были нежные, глаза и волосы черные, как смоль. Склонив голову, она прилежно шила. В ее чистеньком, но полинялом ситцевом платьице и во всей обстановке комнаты довольно ясно обнаруживалась нищета. Кроме дивана, стола и стула, на котором сидела девушка, в комнате был еще старый комод; на нем красовался чисто вычищенный самовар с подносами и чашками. По перегородке, отделявшей другое окно комнаты, стояло три стула, а у замерзшего окна маленький столик. Тихо было в холодной комнате, уныло и монотонно стучали стенные часы, изредка заглушаемые сухим кашлем, выходившим из-за перегородки, где был также огонь. Пробило семь часов; старушка вслух сочла их и тяжело вздохнула, положила чулок на стол и начала дыханьем согревать свои руки. — Ничего не вижу, — ...
|