Николай Некрасов: Cлово "JOURNAL"

Примерный текст на первых найденных страницах

Входимость: 3. Размер: 26кб.

Часть текста: — глуп, с неучем — неуч, с педантом — педант; я с богачем — богат, с бедняком — беден, с женатым я женат, с холостым — холост... Я, словом, сам не знаю, что я такое!.. Несомненно только, что я человек благовоспитанный и благонамеренный... У меня лицо бледное, оливковое, — короче, геморроидальное; ноги как щепки, вообще мяса на костях мало; я смотрю, как накануне переселения в иной лучший мир, куда, между нами будь сказано, мне смертельно не хочется; люблю пожаловаться на боль в пояснице, в груди, на простуду, на индижестию, а между тем живу себе да живу и долго буду жить, и многих толстяков переживу. Я живуч, ужасно живуч, — обтерпелся!.. В течение многих лет подвергался я влиянию опаснейшего в мире климата и — уцелел... И уж теперь — прошу извинить! — смерть не скоро до меня доберется и немало ей будет работы за мной! Я как обдержавшееся полусгнившее дерево, которое давным-давно, уже лет двадцать, скрипит, а не ломится... Только не трогайте его, только не пересаживайте, и оно, поскрипывая, простоит долго, долго... Конечно, я тоже поскрипываю. Но ведь самое большее, может быть, что у меня чахотка. Да что ж такое чахотка?.. Потому и люблю я кислую и больную природу, окружающую меня, потому именно не расстаюсь с ней и никогда не расстанусь, чтоб смеяться над чахоткой и, посмеиваясь над ней, приготовлять себе с помощью благонамеренных способов спокойную и безбедную старость... Живу я как-то судорожно. Не то, чтоб уж у меня было очень много дела, но я вечно занят, занят по горло, все тороплюсь и все не успеваю. Я не хожу, а бегаю, бегаю даже когда гуляю; у меня лицо озабоченное, походка озабоченная. Я все исполняю с какою-то тороп- ливостию, на службу бегу торопливо, торопливо рассказываю там о вчерашнем...

Входимость: 3. Размер: 57кб.

Часть текста: лучших петербургских рестораций вошел чиновник (я положительно говорю — чиновник, потому что не боюсь ошибиться: из десяти человек, встреченных вами на петербургских улицах, девять непременно чиновники) в бекеше с бобром, внушавшим предположение, что если владелец его не обладал пятиэтажным домом в Мещанской или в Гороховой, то уж наверно занимал одно из тех мест, которые у нас называются теплыми и которыми Русь, несмотря на географическое свое положение, говорят, очень богата. Но не то говорили глаза и вообще вся фигура вошедшего господина. Не было в нем и следа той немножко педантической, но совершенно соответствующей чину и званию торжественности, которая постоянно присутствует на лицах крупных чиновников без всякого с их стороны усилия и даже часто без их ведома; не было в нем даже ничего такого, что могло бы внушить при первом взгляде размышление о благовоспитанности и благонамеренности, тогда как всякому известно, что при одном взгляде в лицо действительного председателя палаты или...

Входимость: 2. Размер: 8кб.

Часть текста: и жаловал его не только в князья, но даже в Долгорукие... И что же? Французская публика, в самодовольном чувстве собственной образованности и превосходства своих познаний, не только не находила нелепым подобное представление, но внимала ему с радостным сожалением о северных варварах! Французское воображение так игриво, что из одного слова строит целую историю, иногда не лишенную занимательности. Если же эта игривость воображения соединяется еще с сердечным нерасположением к народу и подкрепляется менее чем поверхностным знанием его нравов и истории - тогда горе истине! Она приносится в жертву минутному увлечению пристрастия, служит предметом для памфлетов, носящих почтенное название ученых монографий, и даже унижается до того, что делается основой театральных эффектов самого спорного достоинства. Примеры того, другого и третьего у нас перед глазами. Шамиль занял место между политипажами французской "Иллюстрации"; Шамиль одраматизирован для сцены одного из парижских театров; наконец, о Шамиле написаны большие и многоумные диссертации в лучших французских учено-литературных журналах. Каждому просвещенному русскому, каждому беспристрастному иноземцу, конечно, должно было показаться до крайности странным такое усиленное иллюстрирование предводителя скопищ кавказских дикарей. Каждый, кому попадались в руки французские периодические издания 1854 года, конечно, с улыбкой перелистывал страницы многочисленных монографий о Шамиле... Но не каждый в состоянии себе представить, в какой степени все эти ребяческие произведения французского озлобления и незнания забавны здесь, на Кавказе, для нас, живущих не за морями, а в какой-нибудь сотне верст от поприща деятельности героя, так полюбившеюся в нынешнем году парижанам! С свойственным славянскому...

Входимость: 2. Размер: 100кб.

Часть текста: и примечанием: «„Пролог“ был уже напечатан в 1866 году»; «Сельская ярмонка» — ОЗ, 1869, № 2, с. 567–577; «Пьяная ночь» — там же, с. 577–590, с подписью: «Н. Некрасов»; «Счастливые» — ОЗ, 1870, № 2, с. 563–582, с подстрочной сноской: «„Пролог“ и первые три главы напечатаны в „Отеч<ественных> зап<исках>“ 1869 года, No№ 1 и 2»; «Помещик» — там же, с. 582–598, с подписью: «Н. Некрасов» и датой: «1885 год» в конце текста. В собрание сочинений впервые включено: Ст 1873, ч. 5, с. 7- 147, с заголовком: «Кому на Руси жить хорошо. Часть первая» и датой: «1865 год» в конце текста. Известны следующие автографы «Пролога» и глав первой части. 1) Автограф ИРЛИ А — ИРЛИ, ф. 203, № 12, л. 1–2. Представляет собой двойной лист (4 страницы) тонкой писчей бумаги с четверной нумерацией: в верхнем правом углу, рыжеватыми чернилами, первоначальная архивная нумерация двойного листа (цифра «15») и правее, карандашом, последующая архивная нумерация одинарных листов (цифры «25» и «26»); там же окончательная архивная нумерация одинарных листов, принятая за основу (цифры «1» и «2» в кружке); в нижнем правом углу, чернилами, еще одна архивная нумерация одинарных листов (цифры «18» и «19»). Все виды нумерации листов не соответствуют хронологической последовательности авторских записей. Содержит первоначальные карандашные наброски к главам «Поп» и «Сельская...

Входимость: 1. Размер: 11кб.

Часть текста: И не давал ему в часы отдохновенья Предаться сладкому труду пищеваренья! Ужель, о Лонгинов, ты кинул нас навек, Любезнейший поэт и редкий человек? Не ожидали мы такого небреженья... Немало мы к тебе питали уваженья! Иль ты подумать мог, что мы забыть могли Того, кем Егунов был стерт с лица земли, Кто немцев ел живьем, как истый сын России, Хотинского предал его родной стихии, Того, кто предсказал Мильгофера судьбу, Кто сукиных сынов тревожил и в гробу, Того, кто, наконец, - о подвиг незабвенный! - Поймал на жирный хвост весь причет Наш священный?.. Созданье дивное! Ни времени рука, Ни зависть хищная лаврового венка С певца Пихатия до той поры не сдернет, Пока последний поп в последний раз не ...! И что же! Нет тебя меж нами, милый друг! И даже - верить ли? - ты ныне свой досуг Меж недостойными безумно убиваешь! В купальне без штанов с утра ты заседаешь; Кругом тебя сидят нагие шулера, Пред вами водки штоф, селедка и икра. Вы пьете, плещетесь - и пьете вновь до рвоты. Какие слышатся меж вами анекдоты! Какой у вас идет постыдный разговор! И если временем пускаешься ты в спор, То подкрепляешь речь не доводом ученым, ....................................... Какое зрелище! Но будущность твоя Еще ужаснее! Так, вижу, вижу я: В газетной комнате, за "Северной пчелою", С...